Во время почти двухнедельного пребывания нашей армии в Смоленске и его окрестностях не было принято никаких мер к укреплению города. Между тем, по мнению военного писателя генерала Скугаревского, если предполагалось держаться в Смоленске упорно, то центр тяжести обороны следовало перенести на стены; предместья надо было сжечь, так как они, состоя из легко возгорающихся построек, не представляли сильной позиции и только мешали обстрелу окрестностей города. В городе следовало принять меры против пожара. Стены же для полевого боя составляли позицию неприступную, как это и подтвердилось впоследствии»[15].

Понять ход мыслей русских генералов в отношении обороны Смоленска невозможно. В крепостях империи, коим в любом случае не угрожало нападение французов, и в арсеналах состояли многие сотни тяжелых крепостных пушек и мортир, а также немерено боеприпасов к ним. Риторический вопрос, кто мешал доставить в Смоленск пару сотен тяжелых крепостных орудий и 50―70 двух— и пятипудовых мортир? Ну и отправить туда же несколько тысяч гарнизонного воинства, малопригодного для полевой маневренной войны.

Взять с полевой артиллерией Смоленск при наличии тяжелой крепостной артиллерии у ее защитников Наполеон физически не смог бы.

У императора оставалось бы два выхода: блокировать Смоленск и идти на Москву или ждать несколько месяцев, пока подвезут осадную артиллерию в нужном количестве.

Взяв Смоленск, Наполеон долго колебался, идти ли ему дальше. Нетрудно предположить, что, имея в тылу русский гарнизон, Наполеон вряд ли рискнул бы идти на Москву. Взяв Смоленск, Наполеон мог зазимовать там с армией, но зимовать у осажденной крепости было слишком неудобно и опасно, так что пришлось бы отходить к Витебску, а то и к Вильно.

Замечу, что в то время скорость передвижения осадной артиллерии 3―5 верст в сутки считалась вполне приличной. А между тем уже при подходе к Смоленску в Великой армии были серьезные проблемы с конским составом в кавалерии и особенно в артиллерии. Арман де Коленкур в своих мемуарах писал: «Все транспортные средства армии, даже в артиллерии, также были недостаточны. Император всегда стремился добиться наибольших результатов с наименьшими затратами, и при отправлении в путь крупных складов были пущены в упряжь почти все наличные лошади, так как, по примеру других кампаний, рассчитывали пополнить упряжки и заменить убыль реквизированными лошадьми, которых обычно находили на месте; но в России ничего подобного не было. Лошади и скот — все исчезло вместе с людьми, и мы находились как бы среди пустыни; все ведомства оставили большую часть своего имущества на дорогах»[16].

Таким образом, доставить осадную артиллерию к Смоленску французам было бы крайне сложно даже к концу года. Тем не менее в Смоленск русские не доставили ни одного крепостного орудия. Утро 3 августа прошло спокойно, но в 4 часа пополудни показались французские фланкеры, а за ними авангард, который, опрокинув казаков, подошел к оврагу и остановился на пушечный выстрел.

В Смоленске после полудня уже знали, что французы стоят в 10 верстах от города. Вечером Багратион распорядился вывозить казну и деловые бумаги в Юхнов и Вязьму.

Близ города стоял генерал от кавалерии Раевский, положение которого было критическим, поскольку 1-я армия находилась в 4 верстах, а 2-я — в 30 верстах от города. Несмотря на превосходство сил противника, Раевский решил до прибытия армий к Смоленску (которые уже знали о движении французов по Краснинской дороге) не допускать неприятеля к переправе через Днепр, так как этим отрезался путь к отступлению по дороге к Москве.

Встал вопрос, где принять бой — на занятой французами позиции в трех верстах от Смоленска, защищаться в самом городе или переправиться через Днепр. На Военном совете Раевский согласился с мнением Паскевича и решил защищаться в городе, надеясь задержаться в нем до прибытия русских армий. Его отряд составлял около 15 тыс. человек при 76 полевых пушках. С такими силами сопротивляться французам в чистом поле было бы самоубийством, и Раевский решил засесть в городских укреплениях.

Осмотрев Смоленск, Раевский приказал пехоте двигаться к городу, оставив на позициях до рассвета лишь кавалерию. Всю ночь войска размещались по укреплениям Смоленска.

Оборона Королевского бастиона, который должен был принять первый удар французов, была поручена Паскевичу. Для ограждения дороги к Днепру было выделено два орудия. На Королевской крепости выставлено 18 орудий. По стене расставили Виленский полк в несколько сот солдат, выздоровевших и вышедших из госпиталей. В Солдатской слободе, на кладбище при деревянной Всесвятской церкви расположилась бригада полковника М.Ф. Ставицкого.

К западу от кладбища в слободе дислоцировались полки: Смоленский, Нарвский, Новоингерманландский и Александропольский — всего 8 батальонов и 24 орудия 12-й дивизии, которой было приказано при усиленной атаке противника зажечь дома и отступить в город.

На левом фланге крепости было выставлено два батальона и 4 орудия. Еще ночью прибыли два полка 27-й дивизии — Одесский и Тарнопольский — с 24 орудиями, и заняли Рославльское предместье (между Киевской и Рославльской дорогами). Офицерскую слободу занял 6-й егерский полк 12-й дивизии при 4 орудиях.

У самого Днепровского моста расположились Симбирский и 12-й дивизии 41-й егерский полки с 4 орудиями, Новороссийский драгунский и Литовский уланский полки. Они вместе с казаками были командированы в разъезды на левый фланг. Пехоте было приказано не преследовать французов, если они будут отбиты, чтобы не ослаблять силы и не расширять поля сражения.

С рассветом 4 августа из Смоленска бежали губернатор Аш со всеми гражданскими чиновниками, смоленский епископ Ириней и большинство попов. Вслед за властями, поспешили оставить Смоленск и обыватели, большей частью состоятельные. В городе остались в основном бедняки, которых историк Никитин называл «людьми без имени».

На рассвете 4 августа Раевский получил от князя Багратиона записку: «Друг мой! Я не иду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою. Держись. Бог тебе помощник!»

К 8 утра к Смоленску подошли корпуса Мюрата и Нея, а за ними прибыл и Наполеон. Осмотрев издали укрепления города, он приказал Нею двинуть три колонны пехоты к Королевскому бастиону. Ней, развернувшись против Свирской и Солдатской слобод, выставил батареи у деревни Чернушки и начал атаку крепости.

Генерал Паскевич, защищавший Королевский бастион, так описывает приступы французов к Смоленску 4 августа: «Около 6 часов утра я лег отдохнуть. Через полчаса меня разбудили. Неприятель уже показался. Кавалерия наша во всю прыть отступала от неприятельской. Мы открыли огонь из орудий и остановили преследование. Не прошло полчаса, как увидели 3 большие колонны французской пехоты. Одна из них шла прямо на бастион [Королевский], другая — на кладбище [Всесвятское], третья — вдоль Днепра на правый наш фланг. Я бросился к 6-и батальонам, лежавшим в резерве, и вывел их вдоль покрытого пути. Все 70 орудий наших были уже в действии. Но неприятель прошел ядра, прошел картечь и приближался к рытвине, составлявшей в том месте ров Смоленской крепости [Чуриловский овраг]. Только что я успел выстроить один батальон, как французы были на гласисе. Орловский полк открыл ружейный огонь и удержал неприятеля. Несколько раз он покушался выйти из оврага, несколько раз бросался на нашу пехоту, но каждый раз встречал наш сильный огонь и принужден был возвратиться за овраг. Тела его покрывали гласис. Замечая, что атаки неприятеля слабеют, я приказал первому батальону Орловского полка броситься на него в штыки»[17].