Одним прыжком новоявленное нечто оказывается перед демоном и вытянувшись в подобие стрелы пронзает его, одновременно с этим воспламеняясь…

Отдав все свои душевные и физические силы девушка лишается чувств.

Удар способный сокрушить гору или потопить большой фрегат, пронзает само существо демона оставляя несколько полос огня на его шкуре. Демон выстоял дорогой ценой. Чудом не пострадав, все еще зажатый в руке демона, зеленоглазый вырвал из сумки гранату и поднес к огню, опалявшему тело монстра. Воспламенив фитиль, он ударил гранатой в лицо врага. Сокрушая зубы ввернул её в глотку этого древнего идола… челюсти сомкнулись на его руке…грянул взрыв…прежде чем его глаза закрылись, он увидел, как с жалобным стоном на пол падают кости…кости…кости…

Часть пятая

Охота

Старый дом вздыхал, будто холерный больной. Скрипы половиц и треск ступенек, вой ветра в застенках и звонкое цоканье крысиных лапок, колышимые ветром кружевные паутинки и блеклые портреты бывших владельцев. Мрак, сырость, смрад. Этот дом походил на старого больного волка, истекающего кровью на ледяном зеркале реки. Он уже мёртв, но продолжает бороться. Под струпьями балок и перекрытий еще проглядывает железной крепости сердцевина. За слепыми, заколоченными грубыми досками, провалами окон, скрываются некогда блиставшие роскошью комнаты. Жизнь еще теплится в этом старом прогнившем и опустевшем месте. Жизнь…её жалкое подобие. Как судороги у подопытной лягушки на аспирантском столе.

Он продвигался вперед сквозь наполненную стенаниями тьму. Слегка приволакивая правую ногу, ступал он, тем не менее, бесшумно. Эта походка представляла собой гротескную пародию на танец. Ноздри и горло забивал плотный запах пыли, вкупе с плесенью и разложением. Ориентируясь по слабым отблескам света и треску поленьев, он вышел в большое полукруглое помещение. У дальней стены располагался большой камин, ловкие огненные пальцы с треском перебирали поленья и щепки. Блики, непоседливыми птичками, порхали от стены к стене, пятнали причудливым узором потолок и мистическим светом отражались в стекле и зеркалах.

Притаившись в густой тени около двери, мужчина, осматривал комнату.

В центре, некогда прекрасно обставленного помещения, располагался грубо сколоченный стол. На деревянной столешнице, сплошь покрытой выбоинами и зазубринами, лежало едва стонущее нечто. Когда-то, и не очень давно, эти кровавые останки, были человеком. Или чем-то очень похожим на человека. Зорко озираясь, мужчина приблизился к столу. За свою жизнь, наполненную жестокими битвами, кровью, ужасами и смертью, он повидал многое. Даже слишком. Большинству людей этого бы хватило на несколько жизней. То, что предстало его взору сейчас, заставило бы более чувствительную душу покинуть тело. Мужчина на секунду прикрыл глаза и скривил губы. Его взору предстали останки молодой, некогда красивой, девушки. По всей комнате были разбросаны клочья огненно-рыжих волос, на месте одного глаза зияла рваная дыра. На переломанных руках и ногах недоставало ногтей. Обломки зубов впились в кровавую корку губ. У неё в ногах лежал еще теплый кровавый комок, вырезанный из её чрева. Мужчина не понимал, как до сих пор эта женщина может оставаться в живых. Подойдя ближе к ее лицу, он склонился над ней. Предсмертные конвульсии уже сотрясали молодое тело. На последнем издыхании, из перебитого горла, с усилием вытолкнула она слова:

– Ненавижу…проклинаю…ююююююююю, – последний звук сменился тихим протяжным хрипом. Наполненный кровью глаз, замер, вглядываюсь в тухлый полумрак над головой.

– Я стану твоей карой и твоим проклятием, – прошептал мужчина.

Стянув зубами, с левой руки перчатку, незнакомец закрыл жертве оставшийся глаз. Подойдя к камину, взял кочергу и разметал по комнате догорающие поленья и угли. В этом месте, маленький рыжий зверек найдет, чем прокормиться. Бросив последний взгляд на изуродованное тело, мужчина направился к выходу. За его спиной набирало силу очищающее пламя.

Несколькими неделями ранее

Первое что он почувствовал, приблизившись к стоящей на отшибе кузнице, это запах. Тошнотно-сладковатый, с резкими металлическими нотками. Толкнув тяжелую деревянную дверь, он оказался в просторном помещении. Из-за низких стропил приходилось периодически пригибаться. Его проводник, плотный деревенский приказчик, подобных проблем не испытывал. Постоянно тяжело дыша и безостановочно крестясь, он углублялся в душное полутемное помещение. Подойдя к маленькой двери, в задней части кузни, он повернулся к своему спутнику и не смог сдержать невольной дрожжи. И было от чего. Его спутник возвышался над ним на две головы, а шириной плеч мог поспорить с хозяином обиталища. Ниже локтя, правая рука представляла собой умело изготовленный протез черненого железа, в точности повторяющий сжатую в кулак потерянную конечность. Правая половина лица являла собой мешанину шрамов, будто смотришься в разбитое зеркало. Левая же, будто в насмешку, оставалось практически идеально гладкой, за исключением трех линий шрамов вокруг глаза. Чтобы хоть как-то скрыть эти повреждения, он отпустил бороду. Из-под кустистых бровей, мертвенным светом пылали ярко-зелёные глаза.

– Господин шериф, – благодаря связям и деньгам Жана, зеленоглазому удавалось доставать бумаги и документы государственных служащих и печати аристократов, что значительно облегчало ему работу. Например, сейчас все видели в нем окружного шерифа, который интересуется зверствами на вверенной ему территории. – Не стоит вам туда лезть, – голос проводника дрожал от не наигранного страха, не уступая, впрочем, в этом второму подбородку. – Это место надо вычистить и осветить заново. Негоже людям ступать там, где прошёлся своими копытами сам…, – толстяк громко сглотнул, с опаской зыркнул по углам и шёпотом закончил – сам Нечистый.

Зеленоглазый даже не взглянул на него, направившись к дальней двери. Дверь скрывала небольшую тёмную каморку, бывшую одновременно и спальней, и столовой. Под потолком висело грубо вырезанное распятие. На нем, маленький Христос с тоской и надеждой смотрел в невидимое небо, пока палачи терзали его тело. Под Ним, в прямом смысле находились останки кузнеца. На старом соломенном матрасе лежал он. Распятый, подобно божеству над ним, и со следами не менее болезненных пыток. Кисти рук были сожжены, на обломках костей чёрными узорами запеклись мышцы и сухожилия. Грудная клетка была вскрыта и в ней неровными блестящими волнами застыли металлические потеки.

Склонившись над телом, самозваный шериф, приступил к тщательному осмотру. Кузнец был настоящим гигантом, с грубым, будто выдолбленным из камня лицом. Сейчас на этом лице застыли нечеловеческая дикая боль вперемешку с глубочайшим неверием в происходящее. Наблюдая за действиями «представителя» власти, его проводник постепенно менял цвет с тыквенно-красного на пепельно-серый, а уж затем на болотно-зеленый. В конце концов, не выдержав подобного зрелища, он опрометью вылетел из кузни.

Закончив с телом, зеленоглазый, вышел в мастерскую. Еще по пути сюда, его внимание привлекла одна деталь. Все инструменты и заготовки были разложены по своим местам, с поистине маниакальной