того, он был… скажем так, «эксцентричным», что ли? Он заявил, что, когда умрет, его тело должны передать его другу, доктору Томасу Саутвуду Смиту, для использования в медицинских исследованиях[65]. Смит сохранил скелет Бентама[66], надел на него один из костюмов Бентама (как он, наверное, просил) и заказал восковую копию головы, поскольку сохранение настоящей — цитирую — «не дало приемлемых результатов»[67]. Видимо, на самом деле «что-то пошло катастрофически неправильно, и голова лишилась естественного выражения лица, что сделало ее крайне непривлекательной»[68]. (Я решил не включать в книгу фотографий. Не благодарите.) Скелет Бентама с восковой головой называется его «автоиконой». Это название нравится мне больше, чем «кошмарная кукла смерти», и в 1850 г. Смит пожертвовал автоикону Лондонскому университетскому колледжу[69], где Бентам был своего рода духовным основателем (хотя на самом деле колледж основал не он), поэтому они ее приняли. Забавно, что, согласно блогу Университетского колледжа Лондона, «Колледж, к большому неудовольствию Смита, не сразу выставил автоикону на всеобщее обозрение»[70]. И винить, похоже, было некого. Многие годы Лондонский университетский колледж хранил это чучело в деревянном шкафу, но в феврале 2020 г. его поместили в чертов стеклянный шкаф в чертовом студенческом центре, который, думаю, в Университетском колледже Лондона все обожают и от которого совсем ни у кого не возникает тошноты[71], [72].

Последователь Бентама Джон Стюарт Милль также был одним из первых защитников прав женщин и автором новаторской работы, опубликованной в 1869 г. и посвященной вопросам феминизма — «Зависимое положение женщин»[73], [74]. В возрасте восьми лет он выучил греческий и латынь, и к тому времени, когда стал подростком, он уже поражал своими знаниями евклидовой математики, политики, философии и всего остального. И все благодаря властному отцу, у которого были крайне серьезные мысли о детском образовании[75]. Когда Миллю исполнилось двадцать, у него началась ужасная депрессия. Довольно предсказуемо, когда отец заставляет вас учить греческий и латынь в детском саду. Милль справился с депрессией отчасти благодаря чтению романтической поэзии (гениальный способ, найденный британцами в XIX в.) и стал одним из самых влиятельных философов своего поколения, хотя никогда не преподавал в университете и даже не посещал его. Милль умер в 1873 г. от антонова огня — редкой рожистой инфекции, при которой кожа становится сплошным ярко-красным воспалением[76]. Но прежде, чем его кожа воспалилась, он продолжил работу Бентама в сфере утилитаризма и вывел ее на передний план западной философской мысли.

Утилитаризм — одна из ветвей школы этической философии, широко именуемой консеквенциализмом, которую волнуют только результаты или последствия наших действий. Лучшее, что можно сделать, по словам консеквенциалиста, — то, что дает самый хороший и наименее плохой результат. В частности, первоначальная формулировка утилитаризма Бентама заключалась в том, что лучшее поведение — такое, благодаря которому большинство будут счастливы[77]. Он назвал это «принципом величайшего счастья», что звучит одновременно просто привлекательно и отчасти глупо[78]. Прежде всего нам бы захотелось задать вопрос: «Кто решает, что такое счастье?» — учитывая, что некоторые люди вроде меня нормальные и хорошо воспитанные, а другие кладут ананас в пиццу и с удовольствием слушают группу Red Hot Chili Peppers.

Но консеквенциализм, бесспорно, привлекает. Когда я впервые прочел о нем в колледже, то подумал: «Круто! Это мое!» Это вполне досягаемая этическая теория, ведь все, что важно с точки зрения любого действия, — результат: больше радости для всех = лучше; больше печали = хуже. Именно поэтому достаточно создать больше удовольствия/счастья, чем боли/печали, и тогда мы выиграем конкурс этики! В теории консеквенциалистов есть своего рода утешение от осознания того, что всё, что мы сделали, можно определить как хорошее или плохое, ведь ответ заключается в результатах, которые можно проверить. Это попытка вывести мораль из поля абстракции и сделать ее более похожей на математику или химию. Вспомните сцену в конце фильма «Список Шиндлера», когда Оскар Шиндлер (которого играет Лиам Нисон) сетует, что сделал недостаточно, что золотую булавку можно было обменять или продать, а затем пустить эти деньги на спасение еще двух человек. Шиндлер нашел способ помочь преследуемым, воспользовавшись своим состоянием и влиянием, поэтому каждый потраченный им пфенниг равнялся какому-то проценту человеческой жизни. Его моральный расчет был кристально ясен. И именно поэтому «Список Шиндлера» можно смотреть без напряжения.

Ладно, значит, важны только результаты. Но как мы оцениваем их? Если вы Оскар Шиндлер и обмениваете золотую нацистскую булавку, которая вам на самом деле безразлична, на двух человек, легко понять, что вы так преумножили счастье/удовольствие (спасли две жизни), чем боли/печали (у вас больше нет классной булавки). Но большинство решений не так однозначны. Если мы будем судить обо всех своих действиях на этом основании, нам понадобится калькулятор, который поможет определить, сколько «очков счастья» или «штрафных баллов печали» получает каждое действие. Бентам изобрел один из них. Он предложил семь шкал, которые нужно использовать для измерения удовольствия от всего, что мы делаем[79].

• Интенсивность (насколько сильно удовольствие)

• Продолжительность (как долго длится удовольствие)

• Уверенность (насколько вы уверены в том, что так и будет)

• Близость (как скоро вы его получите)

• Продуктивность (насколько оно «действенно», как много удовольствия вы получите)

• Чистота (как мало боли по сравнению с удовольствием создаст эта ситуация)

• Степень (скольким людям это выгодно)

Очевидны два момента. Во-первых, невозможно смотреть на этот список и не шутить о том, что утилитаризм подобен сексу. Ну, вы поняли, вперед. «Интенсивность», «как долго длится удовольствие», «сколько еще удовольствия вы получите» — если вы прочли этот раздел и не сразу пошутили о том, что Иеремия Бентам — самый похотливый философ в истории, вы гораздо лучше меня. Но, во-вторых, калькулятор с душком. Как в жизни применить эти шкалы к тому, что мы делаем? Как рассчитать «плодотворность» действия, когда вы одалживаете коллеге двадцать баксов, или «чистоту» ситуации, в которой вы съедаете жареную индюшачью ногу на ярмарке? Бентам даже предложил новые термины для наших показателей: «гедоны» для единиц удовольствия и «долоры» для единиц боли. Он хотел, чтобы мы рассуждали примерно так: «По моим подсчетам, покупка продуктов на местном фермерском рынке, а не в крупной сети супермаркетов создает