Но между Верховной и серебряной смертью встала стеной неизвестно как успевшая сюда от самой двери Гутрун.

— Мама… — испуганно вскрикнула Янника, тоже подаваясь вперед.

Девичий крик, звуки мужских быстрых ног, жесткие голоса, звон летящей серебряной смерти и громкий сильный треск неожиданно лопнувшей цепи, на которой крепилось в самом центре деревянное колесо с сотней свечей. Все смешалось в единое. Потому Янника и пропустила тот самый момент, когда перед двумя белокурыми женщинами, становясь непреодолимой преградой, рухнул, всё сминая на своем пути, деревянный остов люстры. Серебряный поднос жалобно взвизгнул, ударившись о неведомую в воздухе преграду, и упал на пол, жалобно звеня, свернувшись, словно смятая бумага, не причинив иллике никакого урона.

Возмущенные мужские голоса, призывавшие правителя прийти в себя, нестройно прорезали пространство зала. Но бледная Верховная даже перед лицом смерти не растеряла своей язвительности:

— А вот и награда! Спасибо правитель. Нам, северным иллике, по душе твоё гостеприимство!

И прежде чем окончательно шагнуть вон, она перевела взгляд на растерянного офицера, того самого, рванувшего к ней, и пропела вполголоса:

— Увози свою семью отсюда, юноша. Озёрный край примет тебя с радостью и почётом. Слово даю. Скажешь на границе, что Тира Светлая благословила…

***

До рассвета было еще далеко. На промозглом ветру тяжело было возвращаться. Но и оставаться — невозможно. Верховная приказала лететь на площадь к Храму, где, по давнему повелению Снежной девы, всегда мог найти приют каждый страждущий. Но ворота храма, вопреки всем правилам, были закрыты. Тогда Верховная, подмигнув Яннике, приказала Сигни «вспомнить былое», и та, усмехнувшись, побежала искать порошинки… Но порошинок возле храма не оказалось. И в округе тоже. И пришлось иллике сесть на маленький выступ у храмовых ворот, чтобы хоть немного прикрыться от промозглого холодного ветра. Хорошо хоть плащи оставались на женщинах, и они, сняв два, повесили серебряную ткань на решетчатый забор, отгородив себе небольшое пространство, а тремя другими, сев теснее, укрылись от ночного холода и ветра.

— Что ж, — усмехнулась Жрица, — будем встречать рассвет ночным бдением. Вспомним молодость!

Глава 7

С той ночи жизнь Янники круто изменилась. Верховная, спускаясь с платформы возле главного храма Озёрного края поутру, приказала Гутрун:

— Дочь спрячешь до поры до времени. На виду спрячешь. Так надёжнее, Благочестивая. Не спорь! Отправишь в Дергиборг. Пусть поработает малой вёльвой. Там старая Хейд давно помощницу себе просит. Да из сестёр, сама знаешь, никто на покой не спешит. А так Янника мир увидит и, может, чему полезному научится, да и спеси поубавит.

От слов Верховной Янника обиженно надула губы. Какая такая спесь? Нет её у Янники! Совсем нет! И вздёрнула обиженно свой прелестный носик. Но жрица рассмеялась и любовно потрепала её по розовой щёчке:

— Ну, ну! Не дуйся, маленькая злючка! Тебе полезно будет! — и, повернувшись к Гутрун, снова приказала отрывисто и сурово: — Сама к ней ни ногой! Уж не знаю, что на земле творится, но дела страшные. Пусть о даре девочки твоей поменьше знают. Сигни и Гарди молчать умеют, а за других не поручусь. А у старой Хейд не забалуешь! — и она подмигнула Яннике.

И на этом всё. Благочестивая Гутрун только руками всплеснула. Да разве с Верховной поспоришь?! В тот же день собрали Яннике небогатый скарб. Шелковые платья да сорочки попрятали по сундукам, а льняные платья, что поплоше, сложили в дорожные сумки. На ярмарке в тот же день было куплено все необходимое. Белокурые волосы Янники заплели плотно в тугую косу и уложили низко, закрепив медными пиками. Присыпали чуть тёмной пудрой. А из всего великолепия иллике только один золотой вестник оставила мать, на всякий случай, повесив золотой конус на чёрный шнурок и засунув дочери его за пазуху.

— Куда ты едешь? — осторожно интересовалась у Янники сестрёнка Дэгни, испуганно наблюдая за стремительными сборами.

Но Янника и сама не очень понимала, куда её отправляют. Она только сейчас отчётливо осознавала, в каком закрытом, ограниченном мире жила все свои пятнадцать полных лет.

Когда последние приготовления закончились, мать протянула Яннике книгу для записи расходов и мешочек монет на первое время.

— Слушайся старую Хейд, доченька. Не перечь ей! Всё равно, даже очень старые иллике долго сохраняют добрый характер. Поэтому не перечь ей! Но если что — поступай так, как чувствуешь, как считаешь нужным! Против себя не иди! Не для того я тебя жрицей растила, чтобы… — она осеклась. — О даре своём никому не рассказывай. Но делать своё дело не стесняйся. Когда будешь помогать людям, девочка, сама плату не назначай. Малым вёльвам плата золотом не положена. Но бери всё, что от доброго сердца тебе давать будут. Не брезгуй ничем и за всё благодарна будь. Так и говори: спасибо, Снежная дева, за науку!

— Мама, — вдруг заволновалась Янника, — а когда вернуться можно будет?

Гутрун задумалась:

— Вот братья на каникулы из академии прилетят, тогда и тебе весточку вышлю. Что ж, пора! — и Благочестивая расцеловала дочь в обе щеки.

Хотела Янника сбегать с дымным озером попрощаться, но не случилось. Иех! Обидно!

Часа в три пополудни высыпали все домашние Яннику провожать. Мать тихо плакала на пороге, Дэгни сопела горестно в кулачок и лезла к сестре целоваться, дворовые тоже то и дело смаргивали тяжёлые солёные капли, подходили тихо, обнимали, нежно гладили по голове. Отец неловко кивнул на прощание. Мужчина, как всегда, был сдержан: с самого рождения девочки он ведал, что путь иллике не в его власти… Да и не пристало мужчине плакать понапрасну. К тому же, кто на Хротгаре рискнёт обидеть иллику?! И только средняя сестра Хилди украдкой довольно улыбалась.

Вместо привычной платформы, погрузили Яннику вместе со всем её нехитрым скарбом в запряжённый крытый возок и, крепко обняв на прощание, отпустили на все четыре стороны, в славный городок Дергиборг, что располагался у самых священных гор.

И только когда возок тронулся, Янника вдруг поняла, что осталась одна. Совсем одна. О, Снежная дева!

***

Ехать в возке оказалось делом препротивнейшим. Яннику трясло, качало, подкидывало, переворачивало, сбрасывало, колотило. И ещё много и много чего. К ночи у девушки болело всё! Не спас даже короткий ночной отдых в придорожном гостевом доме. А ранним утром, сразу после лёгкого завтрака, всё повторилось вновь. И Яннику вновь трясло, качало, подкидывало, переворачивало, сбрасывало и колотило…

С тоской вспоминая комфортные и быстрые полёты на платформе, Янника вдруг впервые задалась вопросом: а почему ей нельзя было лететь? Она ведь иллике! А