Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да поднимайтесь уже! — сверху возмущённо прилетела Дуськина визгливая реплика. — Дома миловаться будете!
И Янника на всякий случай отпрянула. Тогда вечно невозмутимый Риг улыбнулся и, протянув руку, ухватил девушку за ладошку и потащил с собой наверх.
Глава 10
Уверена, что вы когда-нибудь в своей жизни, но поднимались на заснеженный высокий холм… Верно? Тогда для вас совсем не секрет, как сладко и страшно замирает сердце от предчувствия, от красоты, что простирается вокруг, от серебристой снежной глади, по которой рассыпчатой крупой сверкает снежное серебро. И близко небо. И далеко земля. И воздух свеж и морозен. И кажется, что вот-вот у тебя появятся крылья и ты полетишь…
Но осторожный и разумный человечек внутри говорит тебе не спешить, и нашептывает жизненная осторожность, что полёты не во сне, а наяву заканчиваются для летающих разбитыми жизнями.
Янника поднималась наверх, затаив, как только могла, шум бешено бьющегося сердца. Она не боялась высоты, хотя бы потому, что с детства облетала поместье Ольсон на привычной для иллике платформе, которая поднималась и повыше этой насыпанной ветрами снежной горы.
Но если тебе пятнадцать лет, и ты идёшь по ледяным выступам, и твою руку горячит чужая рука, стискивая маленькую ладошку трепетно и нежно, но так неотвратимо настойчиво, и тебе совсем не хочется думать ни о чем, кроме этого чужого тепла, то что говорить о твоём бедном, заполошно бьющемся сердце? Что?
Край ледяной лестницы как-то резко закончился, и Янника оказалась на самой вершине. Риг подтянул её к себе, счастливо заглядывая ей в глаза и ловя первые лучи восторга, постепенно рождавшиеся сейчас в глубине её чудесных глаз, когда девушка с трудом отвела от Рига раскрасневшееся лицо, чтобы ахнуть!
Простор и красота Дергиборгского края была невероятной! Город был весь как на ладони: маленькие, аккуратные, словно сахарные домики, суровые городские стены, зубчатые и мрачные. Сторожевые башни, и дань старым традициям — подвесные ворота через засохший давным-давно водяной ров. И благословенный купол Снежной девы. Купол, которого раньше не было, но который с каждым днём всё сильнее и сильнее разгорался над Дергиборгом, делая его сказочно прекрасным. Купол, которого никто не видел, кроме неё…
Да! Янника любила Дергиборг! А может, он трогал её душу потому, что здесь она впервые начала слушать и слышать себя саму? Здесь, стоя на самой вершине, девушка вдруг вспомнила, как всего несколько месяцев назад у школьного порога, когда Старая Хейд, как маленькую, привела Яннику в серединный класс, девушка спросила:
— А что мне там делать?
Мудрая вёльва улыбнулась и сказала:
— Да что хочешь, то и делай!
— Совсем-совсем? — не проверила Янника.
Но Старая Хейд просто кивнула утвердительно. И всё.
— А если я сделаю что-то не так? — осторожно предположила девушка.
— И? — вёльва словно действительно ничего не понимала и была невозмутимо спокойна и благодушна.
— Ну, — помялась Янника, — я же подведу тебя, и всех вёльв на Хротгаре, и всех иллике!
Даже говорить это было девушке безумно страшно…
А старая Хейд рассмеялась переливчато и сказала:
— Сначала сделай, а потом — поговорим. На любые поступки, и хорошие¸ и плохие, нужна отвага. А смелости у травы за забором не бывает.
— Вы сравниваете меня с травой? — вдруг вспомнила Янника тон Верховной и попыталась всерьёз обидеться.
— Нет! — посмотрела нежно тогда Хейд и ласково погладила глупую колючку по голове. — Ты, маленькая, и даже на сорнячок пока не тянешь.
И растерянная Янника, повинуясь какому-то неясному порыву, вдруг накрыла ладошкой ту немолодую руку, что гладила теперь её нежно, притянула к себе и поцеловала в раскрытую ладонь, а потом пошла в класс.
Правда, у самого порога она резко повернулась к вёльве:
— Мне действительно можно делать всё-всё? — уточнила она, и глаза её вдруг ярко и озорно сверкнули.
— Всё! — подтвердила Хейд. — Всё, что считаешь нужным, важным и правильным! Всё!
Тогда Янника вдруг, глядя прямо в глаза старой вёльве, отточенно произнесла:
— Я так и поступлю! — потом сделала осторожный шажок назад и добавила, внимательно-превнимательно наблюдая за вёльвой: — До вечера…мама Хейди.
Женщина ответила не сразу.
— До вечера, моя девочка, — наконец кивнула вёльва, сглотнув сухим горлом застывшую во рту влагу.
***
— Ууу! Вёльва мороженая! — басом загудела Дуська и толкнула Яннику в бок. — Айда уже кататься! Чего стоймя стоите? Вон борнины кадушки уже третий раз съехали. А мы всё селёдку мочёную никак не уговорим!
— За мочёную селёдку сейчас по губам схлопочешь! — мрачно пообещал сестре Риг и схватил мелкую за ворот тулупчика.
Но Дуська подкатила ко лбу глаза, как-то очень быстро и ловко отогнула его пальцы от себя и вякнула осторожно, но громко:
— Так и запишем, что с «мороженой вёльвой» ты согласен! — и звонко заливаясь смехом поскакала к саням, у которых уже давно мялись Гейт с Яром. — Да рассаживайтесь уже! — приказала снова и первая вскочила на кованое сиденье.
Веселье началось!
С горы сани рванули разом, разгоняясь первым усилием Яра и под весом пятерых, а потом понеслись с невероятной скоростью. Скоростью такой, что ветер в ушах засвистел.
— Держи ровнее, — кричал Яр, стоящий за креслом на полозьях, рыжему Гейту, сидевшему впереди и правившему носом.
— Мама! — орала Дуська, зажатая с двух сторон, пока снег, летевший из-под саней, не забился ей рот, и теперь она яростно отплевывалась, маша руками из стороны в сторону и мешая Гейту править.
Слева и справа, и даже впереди наперерез летели чьи-то тени. Приходилось всем вместе качаться из одной стороны в другую, помогая Гейту и Яру управлять санками. Трамплин взяли в лоб — хух! — и сердце ушло в пятки. И визг такой, что неясно — Дуська это кричит или кто другой. Ещё трамплин. Ух! Сиденье кованое — жёсткое, впивается в бока. Кочка! Ух! Ещё одна! Бедная попа… Человек на пути! Объезжаааай!!!! Ещё!!! Поворот! Ещё!!! Да откуда они все сыплются?
Сани благополучно миновали три и четыре препятствия в виде других саней и обмоток, а также случайно выпавших из саней мальчишек и девчонок. И даже показался уже конец ледяного пути. Но впереди суровой неотвратимостью вырастал сугроб, который никак не получалось миновать.
— Сворачивай направо, олух — злился Яр.
— Тьфу, тьфу, — вторила