я была вожатой в детском лагере молодежной волонтерской организации YMCA, я сдружилась с маленькой девочкой с синдромом Дауна. Родители сразу после рождения отдали ее на усыновление, поэтому она временно жила с приемными. Меня тоже удочерили, поэтому я еще больше привязалась к ней. Я была очень расстроена, когда ее перевели в другую семью за городом, и мы до сих пор переписываемся. С того лета я захотела работать с детьми с особыми потребностями. Несмотря на то, что я не могу позволить себе учиться в Симмонском университете прямо сейчас, я надеюсь найти способ поработать по будущей специальности.

Седрик медленно кивнул, словно думал, что сказать дальше.

— Я думаю, это потрясающе. И отдаю тебе должное за это.

— Спасибо.

Он замолчал, облизнул губы, его лицо стало серьезным.

— На самом деле я не очень многим говорю об этом вот так при первой встрече, но у моей младшей сестры Кэлли… аутизм. Сейчас ей двадцать четыре, но во многом она очень похожа на маленькую девочку. Когда ей поставили диагноз, аутистов было не так много, а теперь примерно один из пятидесяти детей страдает аутизмом. Так что люди, которые могут с ними работать, действительно нужны. — Седрик замолчал, чтобы совладать с собой, и я была застигнута врасплох тем, насколько эмоциональным он стал, говоря о своей сестре. — Моя сестра… она… особенная.

— Ничего себе, твоя сестра может говорить? - спросила я и улыбнулась, когда поняла, что ее зовут Кэлли Каллахан.

— Да, в некоторой степени. Она может просить о простых вещах. Она умеет читать, но у нее нет способности разговаривать, как мы с вами. Она полностью зависит от моей матери, и каждый день кто-то приходит на несколько часов, чтобы помочь ей ухаживать за Кэлли. На самом деле они ходят с ней на работу, где сестра помогает сортировать книги в местной библиотеке, что довольно круто.

Можно было сказать, что Седрик очень гордился сестрой, но также немного грустил по этому поводу.

Нежное выражение его лица заставило меня схватить его за руку.

— Она кажется замечательной. Уверена, ее присутствие в твоей жизни позволяет взглянуть на многое по-другому.

— Несомненно. Мы, нейротипичные люди, принимаем многие вещи как должное, – улыбнулся Седрик.

— Я бы с удовольствием поработала с аутичными детьми.

Седрик почесал подбородок.

— Хмм. Есть агентство, предоставляющие услуги, которые получает Кэлли. Они работают как с детьми, так и со взрослыми. Могу попросить маму связаться с сотрудником отдела кадров и отправить тебе его контакт по электронной почте. Мама жалуется, что люди, которые работают с Кэлли, постоянно меняются. Судя по всему, у них текучка персонала. Возможно, они захотят кого-нибудь нанять. Мы с тобой можем обменяться адресами электронной почты.

«Да!»

— Это было бы замечательно, Седрик. И правда много значит для меня.

Поразительно, что он предложил помощь, хотя мы знакомы меньше часа.

— С удовольствием. Хотел бы я сказать, что у меня такая же приносящая пользу работа. Моя профессия... ну, она такая поверхностная.

Он покачал головой и взглянул на меня.

— Чем ты занимаешься? — спросила я, поскольку очень хотела узнать.

Седрик молча смотрел на меня с озорной улыбкой, словно не решаясь ответить, а затем закатил глаза и произнес:

— Я агент по поиску талантов. Мои клиенты в основном тележурналисты, ведущие и репортеры. Наше агентство ведет от их имени переговоры по контрактам, а также мы консультируем новостные телестанции.

— Это звучит здорово на самом деле. То есть, вы представляете таких людей, как Кэти Курик (п.п.: американская телеведущая, журналист и продюсер, стала первой женщиной в истории, которая в одиночку вела главные вечерние выпуски новостей)? – спросила я.

Седрик рассмеялся.

— Вроде таких, как она… но не ее конкретно. Временами это может быть здорово. Но в действительности это беспощадный бизнес.

— Как же так?

Мне было любопытно.

— Ну, иногда случается, что твои клиенты борются за одну и ту же работу, и нужно заставить их поверить, что ты на стороне каждого, иначе они могут уйти в другое агентство. Но в тоже время ты хочешь, чтобы один из них получил должность, потому что агент получает комиссию с их зарплаты. Есть еще консалтинг: это когда ты приходишь к руководству телестанции и говоришь, например, какому репортеру нужно похудеть или какой ведущий становится слишком стар для целевой аудитории. – Седрик поглядел на меня, ожидая ответа.

— Ты прав. Это звучит противно, — улыбнулась я.

Он кивнул, и мы оба засмеялись.

— Ага.

Я продолжила расспрашивать Седрика о его работе, а потом каким-то образом перешла к рассказу о самых колоритных посетителях закусочной.

Мы много смеялись, разговор журчал ручейком, но в какой-то момент он иссяк. Когда Седрик снова облизнул губы, мне пришлось быстро отвернуться: он увидел, как я на него таращусь.

— Кстати, — сказала я, нарушая тишину. — Тебе нужно свернуть на тридцать второй съезд, чтобы добраться до моего дома.

Я взглянула на часы, желая, чтобы время хоть немного остановилось. Мне хотелось, чтобы я жила где-нибудь подальше, чтобы побыть подольше с Седриком в машине.

— Хорошо. Ты живешь одна?

— Нет. Я живу с Соней — официанткой, которая сегодня тебя обслуживала в закусочной. Мы с ней познакомились через сайт электронных объявлений «Крейгслист». Она искала соседа, и, к счастью, нашла. Мы с ней очень хорошо ладим.

— «Крейгслист?» Тебе повезло, что она не оказалась убийцей.

Мы засмеялись.

— Без шуток.

Еще немного помолчав, Седрик выключил подогрев и посмотрел на меня.

— Не хочу показаться назойливым, но ты упоминала, что тебя удочерили? Ты выросла здесь, в Бостоне?

— Да. Я всегда жила здесь. Мама удочерила меня, когда ей было за сорок. Она никогда не была замужем, но всегда хотела ребенка. Ей действительно повезло, поскольку в те дни усыновления родителями-одиночками были редкостью. Но мама была профессионалом с хорошим соцпакетом и хорошо зарабатывала, поэтому у них не было причин отказывать ей.

— Чем она занимается?

— Ну, до выхода на пенсию она работала в мэрии. Она скончалась около года назад.

Седрика внезапно помрачнел и ненадолго замолчал, а затем резко вздохнул, отчего я вздрогнула.

— Ох, мне так жаль, Эллисон. Я потерял отца. Я знаю, как это тяжело, —- сказал он, нахмурившись.

У меня защемило сердце из-за того, что он тоже пережил потерю родителя.

— Спасибо. Я была единственным ребенком. Так что, это было тяжело, — призналась я, сдерживая слезы.

Седрик посмотрел на меня, а затем отвернулся, молча