Даже в самых буйных детских фантазиях я не помышлял стать копом или демонологом, считая эти занятия очень страшными. Зато любил о них читать. Помню, в центральном молле в Квинсе я увидел книгу «Экзорцист», выпросил ее у мамы и не мог дождаться, когда мы придем домой.

Книга показалась мне очень страшной. Когда на экраны вышел одноименный фильм, я упросил родителей меня сводить. Рекламная кампания называла «Экзорциста» самым страшным фильмом за всю историю кинематографа, и родители сомневались, не слишком ли я мал, но после долгих уговоров сдались, зная, как я люблю ужастики.

В очереди у кинотеатра «Утопия» на шоссе Юнион я стоял, распираемый волнением, энтузиазмом и страхом: среди желающих купить билет я оказался самым юным. Весь фильм я не сводил глаз с экрана, но в памяти осталось (и испугало больше всего), как у девушки глаза закатывались так, что виднелись одни белки.

По-моему, большинство людей до сих пор представляют себе экзорцизм по этому фильму. Я буквально так и думал, пока много лет спустя не поучаствовал в обряде и узнал, что лишь воображение голливудских сценаристов заставляет людские головы вращаться вокруг своей оси. О левитации одержимых во время экзорцизма я слышал, но все же посмотрел бы своими глазами. Отвратительная зеленая блевотина — голливудская фишка, хотя бывали случаи, когда одержимые извергали с рвотой червей или гвозди.

Вечером после просмотра фильма я лежал в кровати при выключенном свете и дрожал. Отец заглянул проверить, все ли у меня нормально. Услышав мой голос, он понял, что нет, и велел идти к нему в комнату и спать там. Какое облегчение!

Я тем более оценил папино великодушие, потому что он вообще был ревнителем дисциплины и вспыльчивой натурой — черта, которую я унаследовал и всю жизнь стараюсь держать под контролем. Нас с отцом даже зовут одинаково, поэтому мама звала его большим Ральфом, а меня до сих пор называет маленьким Ральфом, хотя я вымахал под сто восемьдесят и вес мой девяносто килограммов.

У мамы всегда был легкий характер — с ее лица не сходила улыбка, она любила посмеяться и пошутить. Это сделало ее популярным стилистом и косметологом. Каждую субботу у нас на кухне во Флашинге, Квинс, толпились клиентки, желающие подстричься. Я съедал свою овсяную кашу в удушливом облаке лака для волос, который ненавидел, и очень желал, чтобы мама нашла другую работу.

Хотя жили мы в еврейском районе, родители мои были католиками. В детстве я не отличался особым благочестием, хотя мальчишкой прислуживал у алтаря. Дрожал, помню, всю свою первую мессу, смертельно боясь опозориться и подвести родителей.

Меня никогда не заставляли ходить в церковь: они считали, я должен сам решить. Мне нравилась старинная церковь, куда мы ходили. Иногда в обеденный перерыв я шел туда посидеть на скамье, наслаждаясь тишиной и теплым ощущением защищенности. Эта церковь была мне убежищем в неспокойные времена моей юности, и я искренне возмутился, когда несколько лет назад приехал и увидел, что красота храма уничтожена безобразной, неграмотной реставрацией.

Отец мне религию не навязывал, его заветной мечтой было видеть меня профессиональным бейсболистом. В три года он вложил мне в руки биту и научил отбивать подачу. Я быстро полюбил бейсбол и каждую свободную минуту посвящал игре. Я ходил в церковную школу «Царица мира» и каждый год в апреле играл в бейсбол за лигу молодых католиков. После уроков играл в бейсбол со сверстниками, а летом от рассвета до заката пропадал на поле со своей битой просто ради удовольствия.

Когда немного подрос, я связался с уличной шпаной. По сравнению с бандами, которые я повидал по долгу полицейской службы, наша, «Соколы», была до смешного мирной. Мы никого не застрелили и не зарезали, даже оружия не носили. Иногда напивались и дрались на кулаках с другой местной бандой или устраивали какие-нибудь проделки на районе. Втягиваться я боялся: отец однажды отвел меня в сторону и внушительно сказал: «Если тебя домой доставят полицейские, я тебе ноги переломаю!»

Хорошо зная своего родителя, я не сомневался, что он так и сделает. Его слова перевесили давление сверстников, поэтому, хотя мы с дружками и были кучкой сопливых заносчивых панков, настоящих неприятностей мне удалось избежать. После папиного предупреждения у меня душа уходила в пятки при виде полицейского.

Учеником я был не очень прилежным и отнюдь не самым умным, но я много и жадно читал. В тринадцать лет нашел книжный магазин, где за четвертак продавали читаные книги, и перечитал все, что нашлось, о полицейских и оккультизме. Краем уха я услышал, как владелец магазина говорил посетителю о своих планах поступать в полицейскую академию. Я позавидовал: подумать только, стать копом и гоняться за преступниками, как в кино!

Вечерами я смотрел полицейские сериалы, кроме субботы, когда шли «Крича фича» и «Триллер-театр». Я жить не мог без этих передач, которых до дрожи боялась моя младшая сестренка Лиза, — она всякий раз убегала из комнаты, когда начиналась заставка. В детстве я не понимал всего, что читал и смотрел, но чувствовал, что в этих историях есть доля правды.

Я очень увлекся книжной серией двух экстрасенсов-детективов Эда и Лоррейн Уоррен, занимающихся паранормальными явлениями с конца сороковых годов. Супруги Уоррен основали Новоанглийское общество экстрасенсов в Коннектикуте и приобрели международную известность в 1972 году после расследования необъяснимого феномена в Вест-Пойнте, военной академии США. Майор армии пожаловался, что в резиденции генерала, должно быть, поселилась нечистая сила. Жильцы часто замечали, что кто-то или что-то рылся в их вещах, пропадали ценности, однако обнаружить злоумышленника не удавалось. Мокрое пятно на разделочной доске в кухне не высыхало, как доску ни сушили, и неведомая сила упорно срывала простыни с кроватей.

Используя свои экстрасенсорные способности, Лоррейн обследовала здание и обнаружила несколько фантомов. В одной спальне ей удалось почувствовать присутствие Джона Ф. Кеннеди, к большому удивлению наблюдателей за ее действиями, которые знали, что президент когда-то жил в этой комнате. В другом помещении она увидела призрак очень властной дамы, которую определила как виновницу всех таинственных происшествий. Позже ей сказали, что мать генерала Макартура, известная своим диктаторским характером, была хозяйкой этого дома в промежутке между браками своего сына.

Еще к Лоррейн вышел призрак очень разозленного темнокожего американца в военной форме девятнадцатого века, почему-то лишенной всех знаков отличия. Майор и его адъютанты сочли это невероятным — в то время в Вест-Пойнте не было негров. Однако генерал навел справки и выяснил, что на рубеже веков в Вест-Пойнте судили темнокожего солдата, обвиненного в убийстве. Хотя его оправдали, Лоррейн была убеждена, что связанный с судом гнев и чувство вины не давали призраку спокойно уйти.

Я посчитал это необычайно увлекательным, но еще интереснее оказалось расследование случая в пригороде Лонг-Айленда. В 1975 году под Рождество молодые супруги Джордж и Кэти Луц с тремя маленькими детьми переехали в недавно купленный дом. У дома была зловещая история: старший сын прежнего владельца однажды ночью встал, взял винтовку тридцать пятого калибра и застрелил мать, отца, двух братьев и двух сестер в постели. Через месяц после переезда Луцы сбежали из нового дома вне себя от ужаса, рассказывая о жестоком нападении потусторонних сил. Этот случай лег в основу сюжета романа «Ужас Амитивилля».