— Ты гиммиру?

Видимо, среди киммерийцев много блондинов.

— Нет, мой народ оседлый и живет намного севернее, в лесах, — ответил я.

— Как ты здесь оказался? — задал он следующий вопрос.

Я без запинки выдал версию о самом младшем сыне правителя, который решил попутешествовать с купцами и в результате кораблекрушения оказался здесь. Видимо, рассказанное мной показалось Синаххерибу соответствующим моему поведению, потому что несколько раз кивнул.

— Туртан Бальмунамха утверждает, что нельзя делать так, как говоришь ты. Что на нас могут напасть внезапно, когда вся конница будет неизвестно где, — дослушав, поделился он.

— Мне кажется, он хочет, чтобы ты простоял здесь как можно дольше и так и не добился впечатляющего результата, — поделился я своими догадками. — При таком количестве конных разъездов, которые мы высылаем каждый день, большая армия не сможет подойти незаметно. О ее приближении мы узнаем за несколько дней. Надо будет всего лишь развести три сигнальных костра — и все отряды на следующее утро будут в лагере. Если опасаешься, можно посылать не всю конницу, а половину, чтобы менялись. Тогда у Муватталли по всему царству земля будет гореть под ногами, и он быстро придет к тебе со склоненной головой.

Я заметил, как Синаххериба напрягся, услышав мое предположение. Значит, не все спокойно в Ассирийском королевстве. Видимо, какая-то придворная клика не хочет его воцарения. Скорее всего, та, что кормится с рук царицы Аталии и видит на престоле ее сына, и туртан Бальмунамха состоит в ней.

11

Мне кажется, крестьянин и жертва войны — это синонимы. Во время конфликтов им достается первым, больше всех, а порой и единственным. Даже если удается отсидеться за городскими стенами, они возвращаются к руинам на месте строений, из которых вынесено все ценное, на вытоптанные поля, вырубленные сады и виноградники. Поэтому сидят дома до последнего. Привыкшие к неторопливому приближению вражеской армии, они были неприятно удивлены стремительными рейдами конных отрядов, которые неожиданно врывались в деревни, захватывая крестьян в плен и забирая имущество, которое не успели спрятать.

Наша сотня тоже зачистила пару деревень. У нас приказ применять тактику выжженной земли. Все, что может гореть, должно пылать. Мы четко выполняли его, как и другие отряды. В какую сторону ни посмотри, везде поднимаются дымы от пожаров. Кашу замутил Муватталли, а пострадали ни в чем не повинные крестьяне, которым, по большому счету, плевать, кто ими правит, лишь бы налоги не повышал.

Мне показалось малопродуктивным грабить деревни, подсказал сотнику Пашруме податься на северо-запад царства Куммухи, перехватить какой-нибудь караван. Наверняка из столицы Куммухи уходят на запад, в соседнее царство Табал, те, кто не хочет сидеть в осаде, а это люди небедные, способные оплатить путешествие в обе стороны. На это раз он прислушался ко мне сразу. Богатая добыча — это именно то, из-за чего идут служить в армию. Мы оставили в покое деревни. Пусть их грабят другие отряды. Быстрым маршем прошли к западной границе, где на дороге, связывающей Куммухи с царством Табал, устроили засаду. Я сам подобрал место между двумя крутыми холмами, расставил спешившихся лучников в маквисе, а копейщики, которыми командовал сотник Пашрума, ждали сигнал для атаки, спрятавшись в долине за холмами.

В первый день мимо нас проехали несколько крестьянских арб. Направлялись в город, чтобы отсидеться за крепостными стенами. Мы их не тронули, чтобы не спугнуть богатую добычу. На второй утром позавтракали и улеглись на позициях в маквисе. Предполагали, что первый караван из Куммухи доберется сюда не раньше полудня. День был солнечный, но не жаркий. Началась осень, хотя тут нет такого времени года, только жаркий сезон и холодный. Сентябрь, точнее, конец августа и первые две трети сентября, на ассирийском языке называется иллул.

Я лежал на сухой, пожелтевшей траве и смотрел в голубое небо. Оно здесь редко обзаводится облаками в теплое время года. Такое впечатление, что им западло прилетать сюда. Где-то рядом шустрила ящерица, тихо пощелкивая и скрипя, как несмазанные петли. Тоже, видимо, охотится. Все существа в мире делятся на охотников и добычу, меняя роли. Кстати, ящерицы сейчас — одно из основных лекарств. Чаще их прописывают в сушеном виде, но некоторые шарлатаны заставляют пациентов жевать сырое мясо.

— Едут! — послышался тихий радостный голос.

Я привстал, раздвинул ветки куста. По дороге в нашу сторону двигался длинный караван из арб, запряженных волами, колесниц, запряженных лошадьми, мулами или ослами, и вьючных животных. На одном муле была кипа чего-то, завернутого в желтовато-белую грубую ткань, по объему едва ли не больше него. У другого по бокам были корзины, в которых сидело по маленькому ребенку. Дети играли, шлепая друг друга и приседая, чтобы не получить в ответ. Охранников, а точнее, вооруженных мужчин в доспехах и без, было всего человек двадцать. Предполагаю, что часть из них плохо владеет оружием. Зато кажутся грозными вояками себе и близким. Впереди ехал облаченный в конический шлем с бронзовой бляхой спереди. Видимо, это командир сотни или прикупил броню по случаю. Доспех, как и у ассирийцев, чешуйчатый. За спиной круглый конический щит, видны края. Поперек холки лежит копье с длинным листовидным наконечником.

— Я беру переднего, а вы остальных по порядку, — тихо передал я лучникам, прятавшимся правее от меня, ближе к каравану, и напомнил: — Без приказа не стрелять.

Время сразу стало резиновым. Такое впечатление, что люди и животные почувствовали, что их ждет впереди, и замедлили шаг. Через просветы между мелкими жесткими листочками я наблюдал, как к нам приближается всадник в шлеме с бляхой. Казалось, что он только делает вид, что движется вперед, а на самом деле топчется на месте. Я закрывал глаза или наклонял голову и пялился на примятые желтые травинки, чтобы не нервничать. Когда вновь смотрел на цель, она оказывалась немного ближе, как бы прыгнув вперед. Я дал всаднику прожить еще метров двадцать, но в этот момент раздался женский вскрик. Кто это был, я не увидел, и почему закричала, не понял. Может быть, заметила кого-то из лучников в засаде, а может, причина была другой, никак не связанной с нами. Теперь уже поздно выяснять, потому что у моих соратников не выдержали нервы, встали во весь рост и начали стрелять. Я тоже поднялся и выпустил каленую стрелу с шиловидным стальным наконечником по всаднику, который правой рукой поднял копье острием вверх, а левой пытался переместить вперед щит. Попал ему в район сердца. Стрела