Господин Романов не коллекционировал футбольные команды и не строил круиз-флотилию, ограничась одной, правда, необычайной яхтой. Его увлечением, помимо Лунного города, который начнут строить не завтра, было возрождение дирижаблестроения.

Дирижабли были чрезвычайно популярны в двадцатые и тридцатые годы, имя Нобиле многие путали с изобретателем динамита Нобелем. Действительно, воздушные киты, несущие десятки тонн полезного груза, казались верхом совершенства по сравнению с шумящими, маленькими и вечно разбивающимися аэропланами. Дирижабль «Гинденбург» совершал трансатлантические полеты с точностью, не снившейся «Аэрофлоту» семьдесят лет спустя. Всё погубил один пожар — чалясь к матче, «Гинденбург» вспыхнул, как бенгальский огонёк, да и как не вспыхнуть, если несущим газом, поддерживающим воздушную плывучесть, был водород. Позднее нашли недочёты в самой конструкции дирижаблей. И, наконец, появились скоростные истребители, сделавшие аппараты легче воздуха практически бесполезными в наступательной войне. А поскольку мировой авиапром есть неотъемлемая часть военно-промышленного комплекса, судьба дирижабля была на долгие годы решена. Некоторые считали — навсегда, но только не господин Романов. Еще в детстве, начитавшись наивной фантастики Беляева, Немцова, Толстого и Уэллса, он начал мечтать о дирижаблях. Но одно дело мечта подростка, другое — мегамиллиардера.

Миллиардер задумал сделать дирижабль прибыльным, и математика решительно встала на его сторону. Колоссальный рост цен на нефть, появление новых материалов, компьютерное моделирование, наличие глобальной навигационной системы, всемирная служба погоды, растущие требования экологов к малошумности всех видов транспорта и т. д. и т. п. Я не свои мысли излагаю, а пересказываю услышанное за столом. Сам-то помалкивал, биатлонист, пусть даже дипломированный тренер, в дирижаблях разбираться должен меньше, чем в апельсинах.

А как же пожар на «Гинденбурге»? Вот тут-то и главный козырь господина Романова: гелий! Газ, практически не уступающий в подъёмной силе водороду, исключает пожар, к тому же его, гелий, можно безо всякой опаски нагревать, тем самым регулируя подъёмную силу.

В тридцатые годы гелий был редок, его добывали из особого песка, месторождение которого само являлось государственной тайной. Сейчас гелий отделяют из природного газа. Его там немного — в процентах, но при объемах добычи в триллионы кубометров эти проценты и даже доли процента вырастают в изрядные числа. Природный газ стремятся сконденсировать. Гелий, в силу своих физических особенностей, в конденсат не попадает, тут его только качай! Качать, конечно, тоже нужно умеючи, однако советская наука в семидесятые годы прошлого века нашла способ. Наука нашла, а господин Романов воплотил. Причем для дирижаблей годится — и даже лучше — сырой гелий, а не чистый. В сыром, дешёвом гелии пять — десять процентов водорода, что и безопасно, и слегка увеличивает подъёмную силу. И вот теперь на заводе Фридрихсхафена начали собирать дирижабли серии «Циолковский». Почему в Германии? Традиции, немецкое качество и капитал: доля Романова 51 процент, остальное дала Объединённая Европа. Но не за горами день, когда заводы начнут строить и в России. Новое месторождение «Виктория», что в трехстах километрах к северу от Замка, содержит гелия на порядок больше, чем оренбургское. Правда, месторождение — ещё не завод по производству газа, но в любом случае основные запасы гелия восточного полушария именно здесь.

Посчитали, что при ценах на нефть выше ста пятидесяти долларов за баррель перевоз дирижаблем груза через Атлантику обойдется дешевле, чем на «Боинге», причем аэродром для дирижабля можно строить где угодно, хоть в городской черте, и шума от дирижабля при взлёте или посадке не больше, чем от трейлера. А учитывая, что время (и деньги) на путешествие к аэропорту порой сопоставимы со временем и стоимостью самого авиаперелета, дирижабль получает дополнительный плюс. Есть и бесспорный минус: крейсерская скорость аэробуса девятьсот километров в час, а дирижабля — сто пятьдесят, но этот минус господин Романов намерен превратит в плюс кампанией за неспешный образ жизни. Действительно, когда в любую точку земного шара можно позвонить, переслать по всемирной паутине любой документ, организовать видеоконференцию на самом простеньком оборудовании, деловые визиты в большинстве случаев сводятся к походам по экзотическим ресторанам, а то и борделям. Стоит ли жечь десятки тонн керосина, чтобы побывать в борделе на шесть часов раньше? И потом, господин Романов отнюдь не противник самолётов. Пусть будут. Где-то хорош самолёт, где-то дирижабль.

Немаловажно и то, что дирижабль, схожий по грузоподъемным качеством с «Боингом», куда менее опасен для небоскрёбов: он же, по сути, не летающий молот, начинённый керосином, а воздушный шарик с безвредным гелием. Для психологии американцев это значит многое. Конечно, и на дирижабле есть дизельное топливо и моторы — но их вес несравненно меньший, нежели на «Боинге». Таранить дирижаблем небоскреб все равно что мыльным пузырем бить по гвоздю.

Обед закончился, люди стали расходиться, продолжая говорить о дирижаблях. Это лучше, чем молчать о судьбе господина Романова. Хотя кто сказал, что этого нельзя делать одновременно?

В покоях я покоя не нашел: позвонил Афанасий Михайлович, управляющий, и сообщил, что обычно специалисты встречают прибывающего в Замок господина Романова. Разумеется, это не обязательно, но я мог бы оскорбиться, если бы был лишён подобной привилегии.

Прибытие по расчётным данным состоится в полночь, специалисты соберутся на Замковой площади за десять минут до прибытия. Форма одежды по случаю позднего часа вольная, но соответствующая.

Я поблагодарил Афанасия Михайловича за предоставленную возможность и сказал, что буду непременно. Как не быть!

Времени до сбора оставалось предостаточно, и я минут девяносто поспал. Привычка спать, когда можется, хоть и впрок, выработалась во время переездов. Летишь этак из Пьёнчанга в Ханты-Мансийск на соревнования, и спишь. Час сна во время перелета стоит двух часов тренировок.

Так что я тренировался целых три часа!

6

Заспаться я не успел, а хоть и успел — прохладный душ дело знает. Без четверти полночь вновь позвонили — на сей раз не Афанасий Михайлович, а кто-то другой, безликий. Напомнил, что через пять минут сбор.

Я не опоздал. Пришел ровно в двадцать три пятьдесят. Другие уже ждали, видно, внутренний сержант потребовал лишку, у кого пять минут, у кого двадцать пять. У каждого свой сержант. Мой притворяется генералиссимусом.

Как только я подошёл, Шувалов сказал

— Вот мы и в сборе. Пройдемте на площадку.

Далеко идти не пришлось. Двести метров по дорожке. Меж высоких елей располагалось поле — футбольное, размеченное, с центральным кругом, штрафными площадками и всем остальным. А рядом было другое поле, побольше футбольного. С огромным ангаром, перед которым стояла причальная мачта.

В небе показались огоньки.

— Это он, «КЭЦ-1», — сказал Шувалов негромко, видно, специально для меня, поскольку для остальных