В воздух взметнулась куча пыли, клубы ее ринулись во все стороны, в том числе и прямо мне в лицо.

Закашлявшись, я отпрыгнул назад, но палаша не опустил, а ладонью помахал перед собой, разгоняя пыль.

Первое, что я увидел — это длинная кривая жердь, конец которой покачивался прямо у моего лица. А уже в следующее мгновение я разглядел, что жердь эту сжимает в руках абсолютно голая девица с очень белой кожей и длинными, почти по пояс, светлыми волосами.

Сколько ей лет, я сразу и не понял. Я у голых девиц возраст плохо определяю — на лице очень сложно сосредоточиться. Но потом все же смог отвести взгляд от торчащей груди, соски на которой были угрожающе нацелены прямо на меня. Взглянув девице в лицо, я понял, что лет ей семнадцать-восемнадцать, или около того. Взрослая совсем девка, в общем. Худая только очень. Болеет, наверное…

— Эй, ты чего? — сказал я, ловя себя на том, что взгляд мой то и дело соскальзывает с ее лица на грудь, а то и ниже. — Чего на людей бросаешься?

— Ты кто⁈ — взвизгнула девка столь пронзительно, что я даже отшатнулся. Оскаленные зубы так и блеснули на меня своей белизной.

— Алешка я! Сумароков. Слыхала, должно быть, про род наш древний?..

— Какой еще род? — сквозь зубы прошипела девка и качнула жердью. Да так, что та едва не царапнула мне нос.

— Я же говорю: Сумароковы мы! Неужто не знаешь?

Девка снова оскалилась.

— Зачем тебе меч?

Она легонько стукнула жердью по кончику палаша. Странный какой-то вопрос. Или же я ее неправильно понял?

— Это палаш, — поправил я.

Она снова качнула жердью.

— Зачем тебе палаш?

— Честь свою защищать, — недоуменно ответил я. — И жизнь…

Я опустил клинок. Подумал немного и спрятал его в ножны.

— Вообще, это отцовский палаш, я редко его беру. У меня и своя шпага имеется.

— Шпага?

— Ну да… Послушайте, сударыня, вы бы прикрылись! Я вижу вас всю!

Я действительно видел ее всю. Сквозь многочисленные окна, в которых не осталось ни единого стекла, в помещение лазарета проникало не так много света, но и его было достаточно, чтобы лицезреть эту голую сумасшедшую во всей ее первозданной красе.

Роста она была немалого, макушка ее достала бы мне до губ, стой она ко мне ближе. Нос девицы был тонким, прямым и казался слегка вздернутым, что придавало ее бледному лицу немного детской дерзости. Обиженно надутые пересохшие губы она то и дело облизывала, не отводя от меня напряженного взгляда.

Грудь ее была не очень большой, округлой и напряженной, а темные соски съежились от ночной прохлады. Непроизвольно скользнув взглядом по впалому животу, я поторопился отвести взгляд — долго рассматривать то, что я там увидел, было бы верхом неприличия.

— У меня нет одежды, — ответила девица и опустила наконец свою жердь.

В голосе ее на этот раз послышались жалобные нотки. Как у человека, который попал в безвыходную ситуацию и теперь понятия не имеет как ему поступить.

— Здесь полно всякого рванья, — я кивнул на кучу тряпок. — Можете им прикрыться.

Девица посмотрела туда же и покачала головой.

— Я не стану это на себя надевать. Оно воняет!

Я принюхался.

— А разве это не от вас воняет?

— Нет! — выкрикнула она. — Это тряпки так воняют! И еще по ним всякие насекомые прыгают! Они меня даже кусали! Вот тут, тут, тут…

И девица трижды ткнула себе в голые ноги над коленями. На этот раз в голосе ее послышались даже какие-то обиженные интонации. Словно бы это я покусал ее за ноги.

— Так что же делать? — спросил я растерянно.

— Может быть ты отдашь мне свой плащ? — спросила девица. — Мне холодно!

Спохватившись и мысленно отругав себя за то, что сам не догадался сделать этого, я снял с себя свой плащ без рукавов, встряхнул его и, подойдя к девице, накинул его ей на плечи. Бросив жердь на пол, она тут же укуталась в него потуже, и я ладонями почувствовал, как мелко трясется под плотной тканью ее худое тельце.

— Спасибо… — пробормотала она чуть слышно.

— Не стоит благодарности, сударыня. Прошу простить меня за то, что сам не догадался предложить вам плащ. Можно задать вам один вопрос?

— Какой еще вопрос? — недовольно поинтересовалась девица.

— Кто вы такая и что здесь делаете?

— Это два вопроса! — воскликнула девица с вызовом.

— И тем не менее, — терпеливо сказал я. — Я имею право знать кому отдаю свой плащ, не правда ли? Как ваше имя?

Девица стрельнула в меня глазами над краем плаща, в который закуталась вместе с носом. Цвет этих глаз оказался ярко-карим с голубой окантовкой. Длинные ресницы протяжно хлопнули.

— Катя, — отозвалась наконец девица, явно тщательно обдумав свой ответ.

— Катя… — повторил я. — Екатерина?

— Просто Катерина, — поправила она. — По паспорту.

Я был удивлен таким ответом.

— У вас есть паспорт? Вы прибыли из-за границы? Голая⁈

— Почему же из-за границы? — не поняла девица. — Я живу в Питере.

— Ну хорошо. Хотя, по вашему говору можно понять, что вы не местная… Вы явно не из простонародья, и потому мне вдвойне удивительней, как вы могли оказаться в этом ужасном месте. К тому же в таком… хм… виде.

Некоторое время Катерина пялилась на меня в упор, словно дыру во лбу проделать пыталась. Потом закачалась, и я понял, что она переминается с ноги на ногу. Учитывая, что пол под ней был грязный и холодный, а она стояла на нем босиком — это было не удивительно.

— Я… я не знаю! — наконец ответила она. — Я не помню, как здесь оказалась! А когда вышла наружу, какие-то грязные мальчишки стали бросать в меня камнями, и я прибежала назад.

— А мальчишки как же? — спросил я, не очень-то доверяя этому рассказу. — Куда они подевались?

Катерина всхлипнула, но никаких слез в ее глазах заметно не было. Высунув из-под плаща кулачок, она провела им туда-сюда под носом и громко шмыгнула.

— Они прибежали за мной, но я спряталась за кучей мусора. Они походили немного, покричали, и в окно вылезли. Потом еще какие-то странные люди приходили…