— Да ни черта ты не понимаешь! Питерские мы…

— Выходит, вы из Санкт-Петербурга? Что-то не припомню местных Романовых. Хотя и служу при дворе.

— При дворе! — повторила Катерина, и в голосе ее я услышал уважение. Хотя, оно легко могло оказаться издевкой. — Напомни слабоумной: и кто же у нас сейчас царь?

Да-а-а… Красивая она девка, конечно, ладная вся такая, а вот с головой совсем плохо. Жаль, очень жаль.

— Государь-император у нас нынче Михаил Алексеевич. Не так давно он на престол взошел, но дел всяких уже множество натворить успел.

Сказал я это, а сам поглядываю на нее искоса, за реакцией слежу. Если она из партии светлейшего князя Черкасского и служит его интересам, то непременно начнет расспрашивать меня, каких именно дел натворил новый государь. А самое главное — как я отношусь к этим деяниям.

— И что за дела такие? — спросила Катерина.

Вот оно, началось! Неужели и впрямь она шпионка светлейшего? Но что тогда она делала в лазарете? Неужели князь прознал о «тайной тропе» в подвале и приставил туда своего человека? Но почему он выбрал для этого голую девку? Гораздо проще и разумнее было арестовать меня на выходе и доставить прямиком в тайную канцелярию.

— Разные дела, — ответил я весьма неопределенно. — Ни к чему вам это знать. Да и долгий рассказ получится, а мы уже почитай приехали.

Я нисколько не кривил душой, мы действительно почти приехали. Дорога стала ровной, мощеной, без ухабов, а по бокам потянулись большие красивые дома. Рядом с одним из таких домов мы вскорости и остановились.

Наказав Катерине ждать меня в повозке, я соскочил на булыжник и подошел к извозчику.

— Жди меня здесь, — приказал я, сунув ему еще одну монету. — Я не долго. Потом отвезешь нас с барыней на Васильевский, я укажу куда надобно…

Извозчик был только рад такому положению вещей. Он с благодарность принял монету.

— Я туточки вас буду ждать барин. Хоть до утра.

— Не нужно до утра, я скоро…

Дом магистра Амосова выглядел нескромно. Был он в три этажа, фасад так и усеян арочными окнами. Парадный вход с высоким крыльцом, тяжелые двери, которые одним своим видом заставляли визитера почувствовать себя гораздо ниже ростом… На гнутой железной петле рядом с дверями висел витой шнур с красивой кистью на конце, и я за этот самый шнур дернул трижды, потом еще дважды, и в конце дернул всего один раз. В ночи слышно было, как где-то далеко внутри звенит колокол. В дневное время его обычно не слышно.

Заслышав торопливые шаги, я немного отступил. Громыхнул засов, одна створка приоткрылась, и я увидел заспанное лицо Кирьяна, дворецкого Петра Андреевича, освещенное светом масляной лампы.

— Алешка? — удивленно произнес он, посветив на меня. — Ты чего трезвонишь, окаянный⁈ Ночь на дворе! Али случилось чего?

Темные кудри спадали ему на лицо, а иные в беспорядке торчали в стороны, как и усы, обычно аккуратно причесанные, а теперь же похожие на щетку.

— Случилось, Кирьян, случилось, — отодвинув дворецкого, я прошел в дом. — Буди Петра Андреевича, дело срочное.

Только сейчас я обратил внимание, что во второй руке Кирьян сжимает короткоствольное ружье, наверняка заряженное.

Но будить магистра Кирьяну не пришлось. Тот и сам уже пробудился и спускался сверху по округлой лестнице, на ходу завязывая под большим пузом алый пояс цветастого восточного халата.

— Сумароков, ты чего как с цепи сорвался? Чего случилось?

Без лишних слов я достал письмо светлейшего и протянул его вперед, терпеливо дожидаясь, пока магистр сойдет с лестницы. Тот не торопился. Спустившись вниз, подошел к кривоногому золоченому столику во французском стиле, плеснул в хрустальный стакан воды из хрустального же графина и жадно выпил до дна. Потом грузно опустился на приземистую софу и раскинулся на ней, растопырив колени. Под халатом у него я заприметил то, что видеть мне совсем не хотелось.

Да что ж за день-то сегодня такой? Вернее — ночь. Почему сегодня я всех должен видеть голыми?

— Ну что там у тебя, Алешка? — сердито сказал Амосов. — Давай уже сюда…

Я подошел и подал ему письмо, одновременно с щелчком каблуков.

— А палаш для чего с собой таскаешь? — несколько удивленно осведомился Петр Андреевич. — Никак на войну собрался?

— Это батюшки моего оружие, — объяснил я. — Везу его из своего имения, хочу всегда иметь под рукой, как семейную реликвию.

— Хорошее дело, — согласился магистр, разворачивая письмо. — Владеть-то таким мечом умеешь?

— Искусству фехтования обучен сызмальства, и весьма недурно.

— Молодца, Алешка, молодца… Ну, почитаем, что ты тут нам приволок посреди ночи…

И он, щурясь, принялся читать письмо. По мере того, как он приближался к последним строкам, лицо его менялось. Он даже щуриться перестал близоруко, а наоборот — глаза его распахнулись шире некуда. Потом он поднял их на меня, и помимо удивления я увидел в них тревогу. Магистр потряс письмом.

— Ты где это взял⁈ — воскликнул он. — Где взял, я спрашиваю⁈

Я понимал, что без объяснений тут не обойтись. Но краткое изложение обстоятельств дела было у меня уже наготове.

— По дороге из имения встретил умирающего гонца, — отрапортовал я. — При нем обнаружил это письмо. Перед смертью он признался, что в Сагар был отправлен и второй гонец с таким же письмом…

— Сам признался? — быстро спросил магистр. — Или надавил ты на него?

— Я лишь немного освободил его разум от чувств, чтобы облегчить его состояние, поскольку больше ничем помочь ему не мог. В моих намерениях было лишь избавить его от страха смерти. Не могу судить, насколько у меня это получилось, но, уже не в силах что-либо скрывать, он поведал мне о втором гонце в Сагар…

— Это ты правильно сделал, молодца, — похвалил Петр Андреевич. — Что дальше?

Я пожал плечами.

— Я понял, что уже скоро письмо достигнет своего адресата. Необходимо было прибыть к вам как можно скорее, и потому мне пришлось побеспокоить старого Фальца, чтобы он открыл для меня «тайную тропу».

Амосов рывком поднялся с софы и нервно прошелся передо мной туда-сюда, почесывая щетинистую щеку. Потом остановился, взял меня за подбородок и заглянул в глаза.

— Значит, все это случилось совсем недавно?

— Да, — ответил я.