Сторожевого бдения требует и газета, выпускаемая ГалинойШмак, еще одним Мастером нашего департамента. Наш славный «Курьер Синдиката»,ведомственный орган, со всеми вытекающими из этого факта фанфарами, трубами ивалторнами в честь родины чудесной. Нет, ничего лживого, — Божеупаси! — и ничего верноподданного, но «звон победы раздавайся» звучитчаще, чем иные звуки застарелой битвы…

Галина Шмак — ответственный секретарь газеты, и этадолжность ей подходит как раз потому, что ее хочется привлечь к ответственностиежедневно. Со временем я выяснила, к немалому своему изумлению, что попутно онашлепает газетку «Еврейское сердце» — УЕБу, редактирует журнал «В началесотворил…», издаваемый на деньги Залмана Козлоброда, стряпает информационныйлисток «Наша Катастрофа» — обществу «Узник»… и, кажется, что-то кому-то еще,нет сил вспоминать… Все это готовится, крутится, варганится у нее на дому, вмаленькой квартире у метро «Кантемировская». Новая квартира уже куплена, но вней идет ремонт. Заканчивается. Или должен вот-вот начаться.

Но главной, основной своей работой Галина, конечно, считаетнаш «Курьер Синдиката». Деньги на него вывалены немалые, начальство немелочится. Газета выходит на хорошей бумаге, на шестнадцати, а иногда идвадцати четырех полосах. В нее пишут лучшие, вышедшие на пенсию перья.Ежедневно почта доставляет десятки писем от преданных читателей, на которые ясначала отвечала в колонке главного редактора, но постепенно угасла,присыпанная пеплом и лавой общественной жизни…

Галина появляется всегда в бравурном сопровождениивступительных тактов к «Куплетам Тореадора» из оперы «Кармен». Это позывные еемобильного телефона, который звонит беспрестанно. Торжественная поступь маршараздирает кулисы, предваряет ее появление, летит за ней по коридорам, гремит изсумки, бряцает в карманах, рокочет на груди, ежеминутно, посреди разговора,оглушая вас оркестровым tutti…

Может быть, из-за этого постоянно звучащего марша Галина и самапредставляется мне матадором, вертящим мулету вокруг оси собственного тела. Онавлетает в мой кабинет, как тореадор, готовый к встрече с разъяренным быком. Я,как правило, и вправду разъярена очередным скандалом и, — точнобык, — в начале встречи уверена в своей силе и правоте. Но в этих корридахи меня ждет участь измотанного бесконечными увертками, утыканного бандерильямии затравленного уколами пикадоров быка.

— Галина, будьте любезны, объясните, пожалуйста, какимобразом интервью с…

— Да это вообще полный кошмар когда я говорила чтобы нелезть а Машка звонит и звонит и наконец дозвонилась да кто же знал что это егобывшая жена вот она и выместила ну он и грозится теперь вот склочник заладилсуд да суд да иди ты с этим судом куда подальше хорошо что хоть Алешка уперся ини в какую фото давать да оно и не качественное а то типография вы же ж знаететам же одни бараны а у меня назавтра плиточники заказаны и лиловую не нашлипрямо беда так хрен с ней пусть будет голубая…

Все это сопровождается победными фанфарами марша. Словом,минут через пять вялая туша забитого быка валится в кресло, и Маша устремляетсяко мне с чашкой крепкого чая или кофе, а Галина уже несется по коридору,выхватывая из кармана гремящий литаврами мобильник и воодушевленно вопя в него:— Зачем это под орех зачем это под орех когда я просила под вишню и чтобы непосле обеда а до иначе верстку не успеем сдать?!

…Однако во всем Синдикате, по всем департаментам не найтидругого такого Мастера, как Рома Жмудяк.

Это какой-то виртуоз намыливания. Высочайшая способностьвыскальзывания из рук. Иногда, в разборках с нею, я сама себе кажусь голой вбане: зажмурившись (пена ест глаза), ты шаришь ладонью по мокрой полке, пытаясьухватить обмылок, а его нет как нет… вот пальцы касаются его гладкогоскользкого бока — куда там! — он летит на пол, под скамью, к дверям, впредбанник… можно, конечно, сослепу выскочить вдогонку за дверь, но это лишьзначит — выставить на всеобщую потеху свою голую задницу. Поэтому лучше окатитьсебя холодной водой из шайки, протереть глаза и действовать уже с открытымиглазами, предварительно вытершись насухо. Странно, что общение с Ромой всегдакак-то связано у меня с образом бани, с образом пены, что ползет из шайки сослишком большим количеством шампуня…

На первом же собранном мною совещании департамента, —то есть кучковании в моем кабинете всех моих служивых, — она прерываламеня на каждом слове, добиваясь подробных немедленных разъяснений: для чегозатеяно данное мероприятие, что дает Синдикату и, главное, — кому адресовано.Она вообще великолепно владеет всем этим мыльным языком функционеров всехвремен, мастей и народов. Ясно, что прошла не только школу, но и академиюГройса. Помнится, дело касалось в тот раз организации невинного концертаизраильских исполнителей: распространения билетов, обзванивания публики ипрочей незатейливой работенки…

Сначала я пыталась отвечать, искала нужные слова иобъяснения, пока не поняла, что Рома занимается саботажем, одновременнонащупывая пределы моего терпения.

— Нет, — напирала она, — все-таки я так и непоняла: кому адресован этот концерт, который вы затеваете?

— Вам, — сказала я приветливо, подавляя сильнейшеежелание запустить в нее любым предметом со своего стола. — Исключительновам, Рома… А теперь возьмите, дорогая, бумагу и ручку и запишите — что выдолжны сделать к завтрашнему дню.

Она взяла бумагу и ручку. С этой минуты я поняла, что мысработаемся, при известной моей сдержанности и постоянных усилиях — толкать этубаржу.

…Бывает, с самого утра уже видно: Рома намыливается… Откудавидно?

Не знаю, по глазам, вероятно. У нее намерения ясно выраженыво взгляде, в движениях, в походке. Ей просто незачем их скрывать. Своейнеподотчетностью она напоминает мне иерусалимских кошек. Те тоже никого небоятся, ни на кого не оглядываются и идут по своим делам, никого не спросясь.Нет, Рома, конечно, соблюдает минимальный этикет — все-таки я начальникдепартамента. С утра, опоздав минут на сорок, она заваливается в мой кабинет свойскойпоходочкой и, подмигивая, говорит что-нибудь вроде:

— Да, хотела предупредить: сегодня у меня с часуКикабидзе. Вам бы тоже хорошо его попользовать, мужик грандиозный…

Пока я разбираюсь, что это другой Кикабидзе, не певец, азнаменитый иглотерапевт, который остеохондроз ее рукой снимает не в переносном,а в буквальном смысле… пока то да се, прерываемое безостановочными звонками ипосетителями… Рома уже усвистала, причем почему-то на три дня. То лиостеохондроз такой несгибаемый, то ли Кикабидзе так добросовестно лечит…

Однако я пока терплю. Не потому, что ее супруг, великий иужасный Гройс, внушает мне какое-то особое почтение или опаску, а потому что вкритические моменты Рома бывает весьма полезна. Именно она, в силу своейсемейной осведомленности, может кратчайшим путем провести по запутаннымтропинкам этого особого мира и намекнуть: где какая собака лапу задирает…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .