Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, было легко учиться за спиной такого знаменитого отца? – В трубке раздается громкий хруст.
– Ну, как посмотреть, – замялась я. – Не сказала бы, что особо легко. – И, чтобы переключиться с этой скользкой темы, интересуюсь: – А чем это ты хрустишь?
– Яблоком.
– Ты так любишь яблоки?
«Так», что даже во время нашей романтической беседы без них не обойтись? Подковырки он не слышит.
– Я жить без них не могу. Когда не успеваю съесть утром, обязательно беру с собой на работу и крушу-крушу!
– Потешное определение.
– Так комментировала мама этот процесс: «Нормальные люди яблоки едят, а Гришенька их крушит».
Гришенька, как трогательно. Вряд ли кто-либо называет его так нынче. Солидный человек, директор крупной компании с мировым именем. Правда, и само имя, и то, что оно мировое, я узнала недавно, но это и неудивительно. Откуда мне знать, кто определяет и проводит в жизнь финансовую политику в Соединенных Штатах? Никогда прежде меня это не интересовало, да и теперь, признаться, сильно не волнует.
Когда он попытался доходчиво объяснить мне, в чем заключается его работа, я не поняла ни слова, к своему стыду. Слишком мудрены для моих гуманитарных мозгов эти его экономические изыскания, переложенные к тому же на американский лад.
– А как к тебе обращаются коллеги?
– Мистер Стил или доктор Стил. Друзья же зовут меня Грегори.
– Признаться, я до сих пор не знаю, как лучше к вам обращаться… мистер…
– В самом деле? А как тебе хочется ко мне обращаться?
Он любит ставить людей в неловкое положение. Вместо того чтобы помочь, усложняет задачу.
– Я вот, кстати, терпеть не могу свое имя, – решила схитрить, уводя от ответа, который еще не придумала. – Всегда недоумевала: зачем меня назвали мужским именем? Видно, так сильно ждали мальчика Сашу, что решили не выдумывать ничего нового…
– Скажи, девочка Саша, а тебе нравится, как называет тебя сестра? Я случайно подслушал, прости.
– Конечно, нравится, но это домашнее имя, так именуют меня только самые близкие люди.
– Вот как? Буду знать. Ну что же, как ни прискорбно, я вынужден тебя покинуть. Нужно работать. До завтра, Алечка…
Хорошо, что до завтра. А то у меня неожиданно екнуло сердце, после этого «…вынужден тебя покинуть». И в особенности после ласкового «Алечка»!
– До завтра, Грегори… ий.
А ведь я абсолютно не располагаю сведениями, как он выглядит. С его качествами и устремлениями все более-менее ясно, а вот внешность пока туманна. И тут я по сравнению с Грегори нахожусь в самом невыгодном положении. Он-то имеет перед глазами мою фотографию, а я его – нет.
Правда, нахальное воображение уже вырисовывало некий портрет. Надо признаться, весьма соблазнительным он мне представлялся! Во-первых, наделенный столькими достоинствами мужчина, с роскошным бархатным голосом не может быть несимпатичным! Во-вторых, только красивые, яркие, незаурядные люди впечатляли меня и приходились по вкусу. А Грегори уж очень мне приходится. И по душе, и по уму, и даже по сердцу. То-то оно колотится после каждого разговора!
– Доброе утро, Алечка!
Как приятно. Он не обманул!
– Доброе утро, Грегори! Сколько у тебя сейчас на часах?
– Глубокая ночь. Я еще не ложился, все ждал твоего пробуждения. Теперь зато смогу спокойно уснуть. Видишь, как мы далеко пока еще друг от друга… Ты встречаешь рассвет, когда я провожаю зарю. Чем будешь заниматься сегодня?
– Сегодня я не работаю, но у меня есть одно важное дело.
– Вот как? Что ж, удачного тебе дня!
– А тебе – спокойной ночи.
Мое важное дело заключалось в посещении Востряковского кладбища. Там похоронена мама Григория. Идея поездки зародилась у меня после рассказа о том, каким потрясением стала ее скоропостижная смерть. Несколько лет он не мог прийти в себя, испытывал ежедневную саднящую боль. Мама всегда была самым близким человеком. Самым любимым. И то, что он много лет не видел ее могилу, то, что он не имеет возможности ее посещать, за ней ухаживать, как делают это все нормальные люди, отдающие долг ушедшим близким, это – его личная трагедия.
Вот я, поразмыслив, и поехала на кладбище. Купила букетик цветов, взяла с собой ведерко, тряпку, маленький веничек и моющее средство. Думала, прибраться, а после сфотографировать памятник с разных сторон. Чтобы он смог хотя бы таким образом убедиться, что с маминой могилой все в порядке.
Но, найдя нужное место, была удивлена, в каком ухоженном состоянии все находится. Моя уборка не требовалась. Положив цветы рядом с памятником, я сделала несколько фотографий. С разных ракурсов.
– Простите, а вы что это тут делаете? – раздался голос у меня за спиной. Оглянувшись, увидела пожилую женщину в спецодежде и с огромным мусорным мешком.
– Здесь запрещено фотографировать? – растерянно спросила у нее.
– А зачем это вам? – подозрительно глядя на меня, продолжила она допрос.
– Потому что собираюсь отправить снимки сыну покойной. Почему вас это интересует?
– Потому что я слежу за этой могилкой уже много лет. И между прочим, последние месяцы совершенно бесплатно, хотя ваш знакомый обещал мне регулярно за это платить. Я ведь не обязана следить за всеми брошенными могилами! А он за столько лет ни разу не появился и даже не поинтересовался. Плохой он человек, вот что я вам скажу! – припечатала она.
– Зачем вы так говорите? Он ведь живет за океаном и не имеет возможности…
– Во-во, – злорадно перебила она, – «за океаном». Небось живет припеваючи, а денег жалеет даже на уборку могилы матери! Но вы ему передайте: больше я бесплатно убираться здесь не стану. У меня и без того работы хватает.
– Послушайте, я не в курсе этих расчетов, но думаю, здесь какая-то несогласованность. Кто прежде передавал вам деньги за уборку?
– Приятель этого американца передавал. Сначала-то уговаривал меня, обещал деньги каждый месяц и всякие подарки. И вот – ни слуху ни духу.
– Сколько вам платили?
Женщина задумалась.
– Да толком не помню, каждый раз по-разному, но исправно, по крайней мере. А теперь вот вообще ни копейки, разве так можно? – Она подняла с земли мешок и горестно побрела прочь. – Так ему и передайте: не буду убираться больше, уж как хотите, не буду…
– Подождите, не уходите! – взмолилась я. – Обещаю вам сегодня же разобраться в этом недоразумении. Пожалуйста, не оставляйте эту могилу без уборки. Вот, возьмите, – я поспешно достала из кошелька двести долларов и протянула их женщине, – этого хватит, чтобы компенсировать недоплату?