…Обрести силу… Он закусил губу.

«Кагетора-сама…»

* * *

— Как? Тебе воспрепятствовали Уэсуги? — Могами Есиаки, выслушав доклад, резко вскинул взгляд.

Он сидел в японском ресторане Сэндая — приехал в город, чтобы проверить действенность барьера перед тем, как отправиться в Токио, и послал за сыном Есиасу. — И ты позорно отступил?

— …

Есиасу без сил упал перед отцом на колени; он занял другое тело, на этот раз — молодого человека.

— И ты сызнова остался в стороне, не в силах сладить с Уэсуги? Я-то думал, ты сделал это давным давно! Никчемный раб! И при этом ты осмеливаешься зваться сыном Ястреба Дэвы?

Есиасу не мог выдавить из себя ответа, только, напружинившись, дрожал.

— По хорошему, дзикэ-кеккай над Сэндаем должен был уже давным-давно готовым стоять! А ты здесь, и он доселе не завершен!

— Но батюшка…

— Я не намерен выслушивать твои извинения! — категорически перебил Есиаки, и Есиасу прикусил язык. — Я ошибся, переоценил твои способности, намеревался забыть о силах и слабостях твоей прошлой жизни и даровать тебе еще один шанс доказать свою значимость… И был не прав. Воистину тебя не заботит, что творится на сердце у отца. Ничтожество!

— …

— Сколько ж еще разочарований ты принесешь отцу, покуда не удовлетворишься?!

Есиасу, не поднимая глаз, изучал татами. Он сносил оскорбления молча, только стиснутые в кулаки пальцы подрагивали. Отец молча смотрел на него и потом с силой выдохнул:

— С моей стороны было бы жестоко просить тебя о большем. С твоими способностями ничего не поделаешь, и другого пути нет. Если бы Иэтика[14], мой второй сын, остался в этом мире…

— ! — Глаза Есиасу расширились, и он бессознательно рванулся, не поднимаясь с колен, вперед и выкрикнул: — Отец! Я более не дам повода для беспокойств! Я, Есиасу, непременно расправлюсь с Уэсуги! Завтра же барьер будет завершен! Умоляю! Прошу тебя, отец!

Есиаки невыразительно глянул на сына:

— Ну да, конечно.

— Батюшка…

— Если ты даже этого совершить не в силах, то не в праве называться сыном Могами. Коли понял меня, так прочь отсюда немедленно, и пока не расправишься с Датэ и Уэсуги, ко мне и не подходи.

Есиасу в ужасе поднял голову и посмотрел отцу в лицо, избегая, однако, встретиться с ним глазами. Есиаки поднес чашечку к губам, показывая, что разговор окончен.

Есиасу до боли прикусил губу, впился ногтями в татами и сглотнул от тошнотворно тяжелой горечи.

— … как прикажешь.

Это отняло его последние силы.

Выйдя из ресторана, Есиасу оглянулся еще раз взглянуть на место, где Есиаки и члены префектурной Diet все еще пили саке. Слова, однажды сказанные Косакой, снова мелькали в сознании.

…Не думаешь ли, что после изгнания и смерти тебя возродили, только чтобы и дальше использовать?

Ему хотелось верить, что все обстоит иначе, но тут он вспомнил холодность отца и снова начал кусать губы. Страх перед отцом не ушел: стоя перед Есиаки, он даже двинуться не мог. На смену горечи пришла злость: теперь Есиасу винил в выволочке от отца Косаку.

«Он много наболтал, но что-то не похоже, чтобы чересчур старался…»

Хоть Косака и обещал расправиться с Яша-шуу Уэсуги, но даже ни одного из них не убил. Да и Кагетора, кажется, жив до сих пор.

«Это он виноват. Он, а не я».

Есиасу вскинул глаза.

«Погоди же…»

Раз уж такое дело, придется закончить барьер над Сэндаем. Есиасу не было никакого дела ни до власти Могами над страной, ни до переноса столицы. Ему хотелось лишь добиться признания от отца, который и за сына-то его не считал. Ему хотелось лишь преуспеть.

«Непременно уничтожу Уэсуги».

Он крепко стиснул кулаки, и в горящих яростью глазах появился то же холодное выражение, что и у Есиаки.

«Батюшка…»

Ветер переменился, и люди вокруг забеспокоились.

* * *

На следующее утро в газетах написали о том, что «Предложение о перемещении столицы» одобрено советом префектуры. Удивительная скорость, если учесть, что подано оно было два дня назад. «Предложение о перемещении столицы» отметилось во всех газетных шапках и в выпуске теленовостей. Похоже, Могами Есиаки и его последователи прибрали к рукам средства массовой информации.

Под грузом этих событий Такая с товарищами отправились на встречу к Масамунэ. Чиаки подвез Наоэ и Такаю на Леопарде и высадил перед центральным входом усадьбы Датэ. У входа, выстроившись в ряд, уже ждали вассалы Датэ, и один из них — Катакура Кагецуна — провел гостей внутрь. По дороге Такая вдруг полуобернулся, будто что-то пришло ему в голову. Наоэ, следующий за ним, поинтересовался:

— Что?

— А? Да нет, так… — Такая взглянул на Наоэ по-новому: в памяти его всплыли образы Масамунэ и Кодзюро, господина и вассала. — Я просто подумал, что сегодня ты со мной.

Наоэ тихо улыбнулся:

— Даже если что-то случится, я никому не позволю и пальцем вас коснуться. Так что не тревожьтесь и делайте то, ради чего пришли.

Такая кивнул, немного расслабившись, и отозвался:

— Мог бы и не говорить. По-любому я так и сделаю.

— Сюда, — и Кодзюро опустился на колени перед бумажной дверью. — Доно, Уэсуги-доно прибыл.

Кодзюро, дождавшись разрешения господина, открыл дверь. Все вернейшие вассалы Датэ уже сидели в комнате. А прямо перед ними устроился одноглазый молодой человек:

— Я рад, что ты почтил меня визитом, Уэсуги-доно.

Такая пристально смотрел на Масамунэ, и взгляд его сделался кинжально-острым. Щелкали сиси одоси.

— Давайте покончим с долгими приветствиями, лорд Масамунэ. Для сегодняшней беседы я прибыл сюда как Уэсуги Кагетора. Перейдем же непосредственно к тому, что вы хотели мне сказать.

Перед Одноглазым Драконом Такая был спокоен почти до высокомерия. Ведь Масамунэ уже знал правду о нем, так чего теперь бояться.

Масамунэ ухмыльнулся:

— А мой левый глаз не врет. Смотрю я в твои глаза, и кровь воина вскипает сама по себе.

— Честь для меня. Но перейдя к делу… вы уже заметили? Всеобщее внушение в Сэндае началось всерьез наконец.

— … Насчет этого… — и Масамунэ обстоятельно рассказал то, что удалось собрать о планах Датэ. Конечно, они знали о дзикэ-кеккай. Говорили и о женщине, призывающей лисиц, и о стычках с нею. О том, как две ночи сражались с Могами Есиасу около путей северо-восточного скорого поезда, в предполагаемой пятой точке барьера, и как вынудили его отступить.

— Уэсуги-доно, ты знаешь о планах Могами? Что последует за внушениями в Сэндае?

Такая оглянулся на Наоэ, который покуда хранил молчание.

— Полагаю, пускай лучше об этом расскажет человек, который сам все слышал