Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хо-хо, у тебя еще осталась сила?
— Слушай, ты… — вспыхнул Есиасу. — Ты Якш Уэсуги и пальцем не тронул! Разве я не дал тебе сведения об Оде? А ты, сдается мне, к Уэсуги и не приближался!
Косака с невинным видом смотрел на сад:
— Но я ведь пришел к тебе на выручку, разве нет?
— Правда ли ты хочешь сражаться с Уэсуги? Или просто собираешься пренебречь обещанием?
— Успокойся, я тоже жил в эру Сенгоку и обещанное однажды не нарушу.
— Твои речи истинны? Ты и вправду намереваешься разбить Уэсуги?
— Повторяешься, Есиасу, — жестко парировал Косака, скрестил руки и устремил взгляд в заливающееся алым небо.
День близился к завершению. И тут Есиасу шестым чувством ощутил волнение ауры Сэндая.
— Чт!
Мощная вибрирующая волна причудливо и непостоянно колебалась — Есиасу сразу почувствовал себя очень плохо.
— Чт… что… это… — простонал он, дрожа и прижав ладонь к голове. — Что… это? Что… боже… что это такое?
Косака оглянулся и слегка прищурился, подозрительно глядя в сторону далекого Кегаминэ.
«Похоже, они приступили».
Уголки его губ чуть приподнялись.
«Ну-ка, покажи, как справишься с лисицами, Датэ Масамунэ».
В Кегаминэ начались ритуалы Гозанзэ Мео хо и Дайтоку Мео хо. Сэндай захлестнула жестокая битва заклинаний.
* * *
Ниссан Леопард подъехал к первой точке барьера, что располагалась в Мие. Аяко выбралась из автомобиля и, глядя в небо на юго-западе, тихо заметила:
— Они начали Рэндан хо.
— Здорово будет, если все пройдет успешно, да? Но пойдем все-таки и здесь побродим.
Из воронки, где провели призыв мертвых, рос, будто пытаясь пронзить небо, гигантский столб света. Обычные люди его не видели: свет состоял из немереного числа собравшихся на зов духов.
— Ого, похоже нам бросают вызов!
Они вступили в огороженный участок.
— Ну ладно, изгонять будешь ты, Нагахидэ.
— Да-да. Простите, джентльмены, ничего личного! — Чиаки окутало сиянием.
Они собирали энергию, и воздух вокруг дрожал, потревоженный их аурой. Аяко опустилась на колени, а Чиаки сложил руки перед грудью в мудре Бисямонтэна.
— Ну! Давай, Харуиэ!
* * *
В усыпальнице Кегаминэ ярко пылали две платформы гома. Чокай стоял на одной, Кэйсюн — на второй, а вокруг собрались еще десятка с три монахов. Чокай проводил Гозанзэ Мео хо, а Кэйсюну досталось Дайтоку Мео хо.
— Он сонбанисонба ун базара ун хатта он сонбанисонба ун базара ун хатта…
— Он сючири кяро роха ун кан соака он сючири кяро роха ун кан соака…
Монахи читали мантры в унисон, а Масамунэ и остальные стояли неподвижно и смотрели. Юзуру тоже не отрывал взгляда от монахов.
— Он сонбанисонба ун базара ун хата…
— Он сючири кяро роха ун кан соака…
В мавзолее все нарастало напряжение, пронизывало его насквозь, и голоса монахов эхом отзывались в темноте. В воздухе, причудливо извиваясь, танцевали два языка пламени.
— Нарита-доно, — позвал Масамунэ, заметив, что Юзуру словно примерз к земле.
Его лоб блестел от пота, и лицо, освещенное огнями, казалось мертвенно бледным.
— Нарита-доно, как вы?
— … А… — Юзуру, прийдя в себя, оглянулся и неуверенно ответил — А… не… простите… я…
Масамунэ пристально смотрел на него расширившимся глазом: что-то в Юзуру менялось, незаметно, но менялось.
«Что же?»
Дыхание перехватывало, и все тело пульсировало. Почему? Из-за всей напряженной атмосферы? Нет, что-то другое. Пурпурное пламя — огни платформ гома — дрожало.
— Он сонбанисонба ун базара ун хата…
— Он сючири кяро роха ун кан соака…
В горле пересохло, холодный пот выступил уже на всем теле.
«Что происходит?»
Хууш! В глазах потемнело, отблески пламени словно ввинтились в голову, а мантры свивались и скручивались в мозгу.
«Что?!»
Тело отказало Юзуру.
— Нарита-доно? — проговорил Масамунэ, сообразив, что дело не ладно.
В этот момент Юзуру потерял равновесие и тяжело свалился со стула.
— ! Нарита-доно!
Изумленные Масамунэ и еще несколько человек подняли Юзуру; вибрация все нарастала, но Юзуру не шевелился. Дыхание болезненно рвалось у него из груди — ясное дело, что-то происходило. Было очевидно, что это — реакция на мантры, но…
— Нарита-доно! Пожалуйста, держитесь, Нарита-доно!
Масамунэ поразило еще и то, что тело Юзуру буквально обжигало, словно раскаленная сталь. Мантры потревожили лишь поверхность, в то время как нечто исполинское поднималось из глубин.
— Это…
* * *
— Похоже, ритуал в Кегаминэ начался.
Такая и Наоэ прибыли на свою точку — как раз туда, где несколько дней назад Такая сражался с лисицами, призванными женщиной, одержимой Есиасу. Место сильно изменилось: теперь здесь, как и в остальных точках барьера, поднимался к небу гигантский столб света.
— И это всё духи? Ничего себе…
— Таково могущество призыва мертвых. Наш соперник обладает огромной силой.
Такая вдруг замолчал.
— Кагетора-сама? — вопросительно проговорил Наоэ.
— Наоэ, ты же встречал Косаку?
— А?
Прежде, чем продолжить, Такая с момент колебался:
— Ты говорил, что Косака договорился убить нас в обмен на информацию об Оде. Это правда? Если да, то!
Такая развернулся, и Наоэ безмолвно принял его взгляд. Не было нужды в словах: глаза говорили всю правду.
— … Ясно, — Такая закусил губу.
Той ночью тот, кто напал на него… кто ранил Кокуре и виновен в смерти жены священника, был…
«Он…»
Наоэ скользнул взглядом по сжавшимся от ненависти кулакам Такаи, посмотрел на столб духов, вздымающийся над платформой и посуровел:
— Давайте начинать. У нас нет времени просто тут стоять.
— Ага.
Наоэ перехватил взгляд Такаи… и задохнулся: эти пронзительные глаза, решительные и властные… Перед ним стоял не просто Такая — капризная раздражительность, юношеская бравада, куда все делось? Жажда сражаться под контролем холодного рассудка… Несомненно, подобное выражение может быть присуще лишь отважному генералу Сенгоку.
«Кагетора-сама…»
Внутри разгоралось давно забытое пьянящее чувство. О да, это Кагетора. Не тот своенравный ребячливый подросток, которого нужно было защищать, а человек, за которым они шли, за которого жертвовали жизнью: один-единственный господин — военачальник эры Сенгоку Уэсуги Кагетора.
Такая тоже ощущал, как в груди закипает огромная сила. Он — не Кагетора — чувствовал ее. Эта сила, которую он бессознательно выпускал в битвах с Сингеном и Ранмару, не зная даже, чья она… теперь Такая знал наверняка, что она принадлежит ему. Не Уэсуги Кагеторе, а ему, Оги Такае, — в этом он больше не сомневался.
Моя сила!
Сила накатывала изнутри — все тело, каждая клеточка полнились ею. Теперь он понял: те способности принадлежат не какому-то загадочному чужаку Кагеторе, а ему. Именно Оги Такая ощущал сейчас их в себе.
«Я это сделаю!»
Не было больше необходимости отбрасывать себя: этой невероятной