— Я нахожусь здесь недавно — у меня деловая поездка, нохорошо знаком с Новым Орлеаном и прежде приезжал сюда несколько раз. Мнекажется, я был здесь два года назад. Да, именно два года назад. И жил вквартире на противоположной стороне улицы. Возможно, я мог бы узнать миссисКатлер по фотографии.

Лицо его осветилось радостью.

— Это как раз то, что мы хотим. Мы ищем людей, которые моглибы засвидетельствовать, что она жила здесь в то время.

Катлер сунул тонкую, холеную руку во внутренний карманпиджака и извлек небольшой конверт. Из него он вынул три фотографии.

Я долго рассматривал снимки, чтобы наверняка узнать этуженщину, если снова увижу ее.

— Ну? — нетерпеливо спросил Катлер.

— Пытаюсь вспомнить. Где-то я ее видел, но не думаю, что былзнаком с ней. А видеть определенно видел ее раньше. Это точно. Но не могувспомнить, занимала ли она эту квартиру. Может быть, вспомню позже.

Я снова толкнул Берту, чтобы она взглянула на фотографию,но, как оказалось, зря беспокоился. Едва Катлер протянул руку за снимками, какБерта выхватила их у меня и сказала:

— Давай разглядим ее как следует.

Мы принялись рассматривать фотографии. Я имею привычкупытаться составить представление о характере человека по его фотографии. Этадевушка была примерно такого же сложения, что и Роберта. Лица их имели смутноесходство. У Роберты был прямой нос, а глаза я бы назвал загадочными илизадумчивыми, а эта казалась более легкомысленной и простодушной. Она могла бысмеяться или плакать в зависимости от обстоятельств и настроения, незадумываясь над тем, что последует далее. Роберта смеялась, не переставая приэтом думать.

Она всегда контролировала себя. Эта же девушка на фотографиипроизводила впечатление безрассудного игрока.

Она могла бы рискнуть всем, вытаскивая карты; выигрышприняла бы как должное, а проиграв, впала бы в состояние тупого недоверия. Но,начиная игру, ни за что не задумалась бы о вероятности проигрыша. Роберта жепринадлежала к тому типу людей, которые никогда не поставили бы на карту то,что боятся проиграть.

Что же касается сложения и фигуры, то они вполне могли быносить вещи друг друга.

Берта вернула фотографии Катлеру.

— Довольно молодая, — сказал я.

Катлер кивнул.

— Она моложе меня на десять лет. Возможно, в этом одна изпричин краха нашего семейного союза. Однако я больше не хочу вас утруждатьсвоими заботами. Я должен найти кого-то, кто точно знает, что моя жена жила вэтой квартире.

— Очень жаль, что не могу вам помочь, — сказал я, — бытьможет, позднее что-нибудь вспомню. Где я смогу вас найти?

Он дал мне визитную карточку. «Марко Катлер. Акции иоблигации. Голливуд». Я положил ее в карман и пообещал непременно с нимсвязаться, если смогу вспомнить побольше о том, кто занимал эту квартиру тригода назад.

— Мое имя есть в телефонной книге, — сказал Голдринг. —Позвоните мне, если у вас появится какая-нибудь информация, прежде чем мистерКатлер уедет. Если вам понадобится вручить кому-нибудь бумаги, тоже милости прошу.

Я пообещал воспользоваться его предложением и обратился кКатлеру:

— Вы ведь не можете заставить вашу жену признаться, что онажила здесь. По-моему, ей придется представить суду подробные свидетельства отом, где именно она находилась, коль скоро она утверждает, будто бумаги не былией вручены.

— Сделать это не так просто, как кажется, — вздохнул Катлер.— Моя жена умеет ускользать. У нее довольно трудный и скрытный характер. Ну,большое спасибо.

Он кивнул Голдрингу. Они встали. Голдринг еще раз быстроокинул взглядом квартиру и направился к двери. Катлер задержался.

— Не знаю, как вас и благодарить за содействие, — сказал он.— Конечно же то, что для меня очень серьезно, человеку постороннему можетпоказаться пустяком. Право, чрезвычайно признателен вам за любезность.

Когда дверь за ними закрылась, Берта повернулась ко мне.

— Он мне понравился, — заметила она.

— Да, у него приятный голос, — согласился я, — и…

— Не будь таким чертовым дураком! — воскликнула Берта. — НеКатлер, Голдринг!

— О!

— Катлер — проклятый сладкоречивый лицемер! — заявила Берта.— Никто, если он так приторно вежлив, не может быть искренним, а неискренностьи есть лицемерие! Мне понравился Голдринг. Он не крутил и не заговаривал зубы.

— Пра-а-а-вильно! — произнес я, стараясь подражать манереговорить Голдринга.

Берта сердито посмотрела на меня.

— Ты иногда можешь очень раздражать, малыш! Пошли, позвонимХейлу. Он сейчас уже, наверное, в Нью-Йорке. В крайнем случае оставим емусообщение.

Мы сидели в отеле, ожидая телефонного разговора сНью-Йорком. Наконец с центральной станции сообщили, что в офисе Хейла никогонет и домашний телефон не отвечает.

— Мы не знаем точно, когда он вернется домой, — сказалателефонистке Берта. — Возможно, ночью. Продолжайте вызовы.

— Хочу съесть что-нибудь, пока мы ждем. Мне давно порапообедать, — заметил я.

Но Берта и слышать не хотела о том, чтобы отпустить меня.

— Мне нужно, чтобы ты был здесь, когда нас соединят. Закажисебе что-нибудь в номер.

Я огрызнулся: мол, не исключено, что мы услышим егодрагоценный голос уже за полночь, но все же попросил официанта принести меню.Берта просмотрела его и решила заказать себе коктейль из креветок, чтобы нескучать, пока я буду управляться с бифштексом.

— Знаешь, я просто не смогу сидеть и смотреть, как ты ешь, —призналась она.

Я кивнул.

Официант был несколько озадачен:

— Вам только коктейль из креветок?

— А что это за устрицы «Рокфеллер»? — спросила Берта.

— Печеные устрицы, — ответил официант. Лицо его осветилосьвоодушевлением. — Раковины опускают в горячий раствор каменной соли. Добавляютнемного чеснока и специального соуса, кстати, его рецепт держится в секрете. Изатем их запекают. Прямо в раковинах.

— Звучит неплохо, — откликнулась Берта. — Принесите дляпробы полдюжины. Нет, дюжину. Поджарьте французскую булку до коричневой румянойкорочки и получше полейте ее растопленным маслом. И захватите кофейник икувшинчик сливок. И побольше сахара!

— Да, мадам.

Берта сердито посмотрела на меня и отрезала: