— Вернусь?

— О да. Я посылаю тебя в Хангсет. Там, похоже, действительно неспокойно. Упоминают о каких-то разбойниках. Сообщения довольно разрозненные и не вполне ясные.

Аркет удивленно посмотрела на него.

— Но ведь Хангсет крупный порт. Там стоит гарнизон…

— В том-то и дело. Непонятно, зачем кому-то понадобилось атаковать укрепленный город. При других обстоятельствах я послал бы туда отряд гвардейцев Вечного трона, которых так любил мой отец. Любил, да и забыл. Однако гонец, принесший эти новости, похоже, считает, что там не обошлось без колдовства. — В ответ на недоуменный взгляд Аркет он пожал плечами. — Колдовства или науки. Посыльный — обычный крестьянин, и для него эти два понятия примерно одно и то же. Если уж на то пошло, я и сам большой разницы не вижу. В общем, ты лучше других разбираешься в подобного рода делах. Я уже распорядился, чтобы для тебя приготовили лошадь. Возьмешь отряд тех самых гвардейцев, о которых я здесь упоминал. С ними будет и наисвятейший соглядатай. Раз уж ты теперь такая праведная, его присутствие придется как нельзя кстати. Все ждут тебя у западного крыла. И наверное, уже теряют терпение.

— Хотите, чтобы я отбыла немедленно, мой господин?

— Я был бы крайне признателен, если бы ты смогла выехать как можно скорее. — Голос Джирала сочился иронией — Если постараешься, будешь на месте завтра после полудня. Итак?

— Мой господин, я полностью в вашем распоряжении. — Ритуальные слова оставили во рту вкус золы. С Акалом было иначе, и те же самые слова имели другой вкус. — Телом и душой.

— Не соблазняй меня, — сухо бросил Джирал. — Кроме солдат, кто или что тебе еще понадобится? Может быть, хочешь о чем-то попросить?

— Гонец. У меня есть к нему пара вопросов.

— Он возвращается в Хангсет вместе с тобой. Что еще?

Аркет задумалась, понимая, что испытывает терпение императора.

— Поскольку речь идет о нападении с моря, я хотела бы получить заключение по характеру разрушений от Махмалы Шанта.

Джирал фыркнул.

— Что ж, не сомневаюсь, он будет только рад. По-моему, после Инвалской регаты он если и ступал на твердую землю, то лишь затем, чтобы проинспектировать новые корабли перед спуском. Верхом ему в этом году путешествовать определенно не доводилось.

— Господин, другого такого знатока портовой фортификации в империи не найти.

— Не учи своего императора, это вредно для здоровья. — Джирал произнес это шутливым тоном, но Аркет ощутила скрытую угрозу и поняла, что задела его за живое. — Я хорошо понимаю, почему мой отец произвел те или иные назначения. Так и быть, отправлю старого ворчуна с тобой. Встретитесь у городских ворот. Веселенькая же из вас получится компания. Представляю.

— Благодарю, господин.

— Да… — Джирал потер подбородок и, наверное, уловил оставшийся на пальцах запах рабыни. — Ладно, тебе пора. Или что-то еще?

Аркет поднялась.

— Спешу исполнить вашу волю.

— Ох, перестань. Убирайся.

Выйдя из комнаты, она увидела рабыню, сидевшую в ожидании между внутренними и внешними занавесями. Накидку девушка подняла, и Аркет с удивлением обнаружила — хотя удивляться было, в общем-то, и нечему, — что северянка очень красива. Глаза их встретились, но блондинка тут же поспешила отвести взгляд. По лицу ее и шее разлился румянец.

Из-за портьеры донеслось покашливание.

Девушка опустилась на четвереньки. Груди тяжело колыхнулись. Аркет дотронулась до ее плеча и ощутила пробежавшую под пальцами легкую дрожь. Блондинка подняла голову.

— Накидка, — прошептала одними губами Аркет.

С губ девушки сорвалось испуганное «ой», в глазах заметалась паника. Аркет успокоила ее жестом, потом присела рядом, осторожно вернула накидку на место и поправила выбившуюся из-под муслина золотистую прядку.

За портьерой снова откашлялись, теперь уже требовательнее, громче. Девушка опустила голову и поспешила на зов его императорского величества. Глядя ей вслед, Аркет стиснула зубы. Крылья носа вспыхнули, дыхание участилось. В какой-то момент она даже шагнула к внутреннему занавесу, но вовремя остановилась.

Убирайся отсюда, Аркеди. И поскорее.

Всего лишь очередная рабыня.

Мысль проскочила сама собой, и Аркет даже не поняла, к кому она относилась.

Она повернулась и вышла.

Ее долг — исполнять волю императора.

— В том месте, где стремящаяся на запад река Трель разделяется на рукава, режущие мягкий суглинок береговой равнины Наома, будто линии судьбы на ладони человека, где море теряет силу, разливаясь по болотам и топям, и уже не угрожает возведенным человеческими руками сооружениям, один из далеких предков Грейса Милакара, известного также под прозвищем Дар Небесный, открыл для себя стратегическую истину: построенный в таком лабиринте город станет чем-то вроде крепости. Мало того, будучи по натуре человеком скромным и изобретательным, этот патриарх рода Милакаров не только осуществил задумку и основал поселение, добраться до которого можно было только с помощью местных проводников, но и отказался от права дать ему свое имя, а вместо того назвал Тре-а-лахайном, от старомирликского лахайнир — благословенное прибежище. Присущая человеческому языку леность вскоре породила современный вариант — Трилейн. Со временем дерево сменил камень, грязные улочки обрели мостовые, дома и башни вознеслись над равниной, став городом, который мы все знаем и любим, а свет его, видимый за полный день пути, сделался маяком для судов и караван-сараев. Давняя история основания города позабылась, а клан Милакаров, как ни грустно, встал в один ряд с прочими…

Такими словами закончил Грейс повествование, подкрепленное если не силой фактических доказательств, то по крайней мере страстью рассказчика. Не у многих достало бы дерзости открыто назвать его лжецом и уж тем более бросить такое обвинение за обеденным столом в его собственном доме.

Стоявший у завешенного парчой входа Рингил усмехнулся.

— Давненько ты ковыряешься в грязи, — громко протянул он. — А посвежей ничего не найдется, Грейс?

Разговор в освещаемой свечами столовой смолк с быстротой соскальзывающих в вечность последних песчинок в песочных часах. Холодный свет Обруча сочился в наступившую тишину через неплотно зашторенные окна на дальней стене. Взгляды собравшейся за овальным столом компании устремились к незнакомцу, заметались. Некоторые оглядывались, руки других, облаченных в богатые одежды, вцепились в спинки стульев — ножки царапнули пол, мягко зашуршали платья. На миг выражение покоя и уверенности соскользнуло с самодовольных упитанных лиц. Рты открылись, глаза вытаращились. Сидевший на корточках справа от Милакара юнец моргнул растерянно и тут же сжал рукоять засунутого за пояс восемнадцатидюймового мачете.