Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик посмотрел на меня и усмехнулся.
– Что, по-твоему, делает автор?
– П-п-представляет г-главного героя, – ответил я. – Описывает его с-среду.
– Правильно. Сообщает некоторые сведения. Но вместе с тем и подбрасывает несколько загадок. Почему этого персонажа зовут В.? Зачем там роботы? Электронное солнце? И потом – господи, что еще за дурацкое голографическое окно?
Сказав это, он взглянул на меня с победным видом.
– Для чего все эти тайны?
– Ч-ч-чтобы з-захотелось читать д-дальше, – робко предположил я.
Как будто у нас был урок французского.
– Совершенно верно! – воскликнул мсье Эрейра. – Для того чтобы разжечь любопытство читателя! Вот в чём секрет. Ты можешь рассказывать о чём угодно – о жизни твоей бабушки, о том, как провел каникулы, о том, как любишь сладкие блинчики, – о чём угодно, но ты должен зацепить читателя, черт возьми!
Он снова пыхнул трубкой и пристально поглядел на меня.
– С первых же строк, – продолжал он, указывая на книгу, – мы погружаемся в удушливую атмосферу, опасную и полную тайн. А это довольно сильно захватывает, правда?
Его лицо словно осветилось изнутри. Я хотел вернуть ему «Парадоксальный сон», но он покачал головой и не взял книгу.
– Вернешь через неделю, в следующий свой библиотечный обход. А пока изучай ее, перепиши своё начало и найди другое название.
– Сп-пасибо, – сказал я.
Я не ждал ничего подобного от этого старого ворчуна и некоторое время простоял неподвижно, глядя на него. Волосы у него всё так же торчали дыбом. Сломанный нос, подчеркнутый тонкими усиками, придавал ему сходство с каким-нибудь старым актером пятидесятых. А в своем лиловом халате, в шлепанцах и с трубкой он выглядел почти комиком.
– И помни! – прибавил он, когда я уже стоял на пороге. – Это должно быть таинственно и заманчиво. Как шарик ромового мороженого с изюмом.
Вернувшись домой, я положил вещи на письменный стол, растянулся на кровати и стал вспоминать утро, проведенное с Лорен. Всё это было как во сне. Я вспоминал, как она учила меня фотографировать, снова видел Жипе на доске, синий-синий океан и небо, которым нас словно накрыло. Мне хотелось, чтобы поскорее наступил следующий вторник, когда мы снова встретимся с Лорен. И всё же я побаивался остаться наедине с ней или ее отцом. Я сам знал, что не слишком общителен, и мне трудно было сказать пару слов, не почувствовав себя при этом посмешищем или дураком.
С моего места мне был виден краешек торчащего из рюкзака «Парадоксального сна». Как ни странно, то, что сказал мсье Эрейра, уже навело меня на некоторые мысли. Я любил читать – и писать любил. Но мне никогда не приходило в голову взять роман и посмотреть, как он сделан. Попытаться понять механизм. Рассказывать историю – это представлялось мне чем-то естественным. Всё упирается в талант: или у вас получается, или нет. Я впервые осознал, что дело не только в этом. Есть еще проблема техники.
И тогда я вспомнил Жипе на его доске. Конечно, у него была свобода, природная красота движений, божий дар. Но за этим стояли многие часы тренировок, он много работал, чтобы добиться такого результата. И что же – с писательством всё обстоит так же? Я вытащил из рюкзака бумажку, которую дала мне мадам Мушар, и перечитал то, что там было сказано:
ЛЮБИШЬ ПИСАТЬ?
Пришли нам рассказ на тему дружбы
до 1 сентября.
Жюри, состоящее из писателей,
выберет лучший текст.
Первое сентября. У меня оставалось полтора месяца, чтобы поработать и узнать, чего я стою на самом деле.
Я повернулся так, что передо мной оказался постер «Рокки». Сильвестр Сталлоне на фотографии вскидывал к небу сжатые кулаки. «Хорошо, наверное, в чём-нибудь победить», – подумал я. В школе я чувствовал себя совершенным лузером. Ни одна девочка мной не интересовалась. У меня не было настоящих друзей. Учителя, за исключением мадам Мушар, меня в упор не видели. И я чувствовал, что этот писательский конкурс дает мне возможность впервые в жизни что-то совершить. В конце концов, старый псих и правда мог бы мне в этом помочь. Я вспомнил его морщинистое лицо, его выражение – страсти и какого-то странного самодовольства. Сломанный нос. Выступающие скулы. Что-то в нем было такое. Что-то знакомое. У меня несколько раз мелькала мысль, что я его где-то как будто видел, его взгляд мне о чём-то напоминал. Мы с ним раньше встречались? Может, в школе? Нет. Не там.
Я уже совсем засыпал, и вдруг…
Ну конечно!
Я резко сел на кровати. Меня словно током прошило. Как я мог не сообразить? Я рванул в комнату Адама, выдернул с полки над кроватью энциклопедию Ларусса и пролистал первые страницы. А, Аббат Пьер, Абсурд, Адаптация. Стоп.
Аддамс.
Конечно же, мне было знакомо это лицо. В последние два дня оно то и дело попадалось мне на глаза. Фотография с дарственной надписью. Он тогда был моложе. И нос у него еще не был сломан. И волос было больше. Но это точно был он.
Если верить энциклопедии, Роберт Р. Аддамс «умер при так и не выясненных обстоятельствах сразу после того, как вышел в свет его шедевр, „Парадоксальный сон“».
Роберт Р. Аддамс стал легендой. Насчет того, куда он делся, строили всевозможные догадки и предположения.
Одни думали, что он умер. Другие считали, что он где-то скрывается.
Роберт Р. Аддамс.
Р. Р. А.
Эрейра.
4. Жизнь, о какой можно только мечтать
В следующий понедельник, в пять часов, я пришел в кабинет доктора Франкена. Глядя на меня и время от времени посматривая на часы, стоявшие на его письменном столе, он то и дело приглаживал свои зализанные волосы.
– Так. Слушаю тебя, Ной. Что ты мне расскажешь на этой неделе?
Все наши с ним встречи начинались с одной и той же фразы. И отвечал я всегда одинаково:
– Н-ничего особенного.
Доктор Франкен неопределенно посмотрел на меня и высоко задрал одну бровь – другая при этом осталась совершенно ровной. Не знаю, как ему удавалось это проделывать. Он напоминал очень плохого актера в очень плохом телефильме. Одет он был в рубашку с пальмами и штаны для гольфа, обут в неизменные остроносые сапоги с бахромой. Ноги он, как обычно, закинул на стол.
На полке у него в кабинете стояла открытка с закатом над океаном, сверху большими буквами было написано: «Hello
