Кто-то в дальнем углу комнаты сказал:

– Кажется, кто-то пошел за мороженым!

И горстка мальчишек загоготала.

Глава пятая

С Тернером Элвуд познакомился на второй день пребывания в Никеле – тогда же, когда уяснил зловещую природу того шума.

– Большинство ниггеров попадают вниз лишь спустя несколько недель, – скажет ему потом парнишка по имени Тернер. – Так что лучше не нарывайся зря, Эл, ни к чему это.

По утрам ребята обычно просыпались от бойкой побудки горниста. Блейкли колотил по двери в комнату номер два и вопил: «Подъем!» И никелевцы встречали новый день стонами и проклятиями. Выстраивались в шеренгу по двое на перекличку, а затем шли принимать двухминутный душ. Никелевцы натирались хрупкими, как мел, кусками мыла, – торопливо, пока время не истекло. Элвуд вполне убедительно сделал вид, будто такое вот совместное мытье его вовсе не удивляет, но, когда на него хлынула ледяная вода, пробирающая до костей, скрыть ужас не удалось. Жидкость, хлынувшая из труб, пахла тухлыми яйцами, ими же потом несло от всех, кто принимал такой душ, пока они обсыхали.

– А сейчас завтрак, – сообщил Десмонд.

Его койка стояла рядом с койкой Элвуда, и он предпринял попытку исполнить вчерашний приказ воспитателя. Десмонд, круглолицый парнишка с по-детски пухлыми щечками, говорил до того грубым и низким голосом, что каждый, кто слышал его впервые, столбенел от изумления. Он любил подкрадываться к цыпам сзади и пугать их своим басом, и частенько этим промышлял, пока однажды надзиратель с голосом еще ниже не проучил его тем же способом.

Элвуд еще разок представился, решив начать общение с чистого листа.

– Вчера же познакомились, – отозвался Десмонд. Он затягивал шнурки на коричневых ботинках, начищенных до блеска. – Те, кто уже тут пробыл немного, должны помогать червям, чтобы получить баллы. Я вот уже на полпути к пионерам.

Вместе они прошли с четверть мили до столовой, а потом разминулись в очереди, и, когда Элвуд стал искать себе местечко, он Десмонда так и не нашел. В столовой было шумно и суетливо, ее заполонили кливлендцы со своей дурацкой болтовней. Элвуд снова сделался невидимкой. Он высмотрел свободное местечко за одним из длинных столов. Но когда подошел ближе, незнакомый парень хлопнул рукой по скамье и сказал, что тут занято. За следующим столом сидели ребята помладше, но, когда Элвуд опустил свой поднос, на него поглядели как на ненормального.

– Старшим с маленькими нельзя, – сказал один из воспитанников.

Элвуд плюхнулся на подвернувшееся свободное место и во избежание новых упреков стал есть, не глядя никому в глаза. Чтобы скрыть мерзкий привкус, овсянку щедро приправили корицей. Но Элвуд проглотил ее в два счета. Только когда заканчивал чистить свой апельсин, он осмелился взглянуть на мальчишку, сидевшего напротив. Тот все это время не сводил с него глаз.

Первое, что бросилось Элвуду в глаза, – это левое ухо парнишки, надорванное, точно у бродячего кота, изувеченного в драках.

– Ты так ее уплетаешь, овсянку эту, будто ее твоя мама приготовила.

Кто это вообще такой и с какой стати упоминает его мать?

– Чего?

– Да я не в обиду, просто не припомню, чтобы здешнюю еду так ели – точно она и впрямь вкусная.

Второй Элвуду бросилась в глаза жутковатая невозмутимость парня. Несмотря на ребяческий гам и сутолоку, царившие вокруг, он словно дрейфовал в своем собственном море спокойствия. Со временем Элвуд подметил, что тот приноравливается к любой ситуации, в которой только оказывается, и сохраняет отрешенность, точно его тут и быть не должно; будто он одновременно и внутри происходящего, и выше его, и причастен, и безучастен. Как дерево, упавшее поперек ручья, – казалось бы, оно здесь не к месту, да и быть его здесь не должно, но вот оно – вырисовывает рябь на бурливых водах.

Он сказал, что его зовут Тернер.

– А я Элвуд. Из Таллахасси. Из Френчтауна.

– Френчтауна. – Мальчишка за соседним столом передразнил Элвуда, придав голосу сюсюкающую интонацию, и его дружки рассмеялись.

Их было трое. Самого крупного Элвуд уже видел накануне – это он показался ему слишком зрелым, чтобы находиться в Никеле. Великана звали Гриффом; кроме слишком взрослого лица он мог похвастать широкой грудью, а еще сутулился, как большой бурый медведь. Поговаривали, что его папаша сейчас в Алабаме, на каторжных работах, – за убийство матери Гриффа; от отца, должно быть, парень унаследовал и свой злодейский нрав. Дружки Гриффа были одного роста с Элвудом. С виду – кожа да кости, но глаза – звериные, беспощадные. У Лонни была широкая, бульдожья челюсть, но ближе к гладко выбритой макушке череп сужался, точно пуля. Он уже отрастил жидковатые усики, и всякий раз, замышляя недоброе, задумчиво поглаживал их, зажав двумя пальцами. Последнего члена этой троицы звали Черный Майк. Этот жилистый парнишка из Опелусаса постоянно боролся с собственной непоседливостью. Тем утром он раскачивался на месте, подсунув под себя ладони, чтобы не размахивать руками. Приятели занимали весь дальний конец стола, а места между ними и Элвудом пустовали, потому что никому не хотелось с ними связываться.

– Не возьму в толк, с чего это ты так расшумелся, Грифф, – проговорил Тернер. – Знаешь же, что на этой неделе ты под особым прицелом.

Наверное, заключил Элвуд, он имеет в виду надзирателей; восемь из них сидели по разным углам столовой и завтракали вместе со своими подопечными. Тот, что был ближе всех к ребятам, никак не мог слышать их разговор, но, когда поднял на них взгляд, все тут же старательно сделали вид, что ничего необычного не происходит. Здоровяк Грифф облаял Тернера, и двое его приятелей прыснули со смеху, – видимо, собачьи повадки входили в число их излюбленных шуток. Бритоголовый парнишка, Лонни, подмигнул Элвуду, и все вернулись к своим делам.

– Я-то сам из Хьюстона, – сказал Тернер. В голосе слышалась скука. – Вот это город что надо. Не то что здешнее захолустье.

– Спасибо, – сказал Элвуд и кивнул на задир.

Тернер взял поднос в руки.

– Да брось.

А потом все поднялись из-за столов – подошло время занятий. Десмонд похлопал Элвуда по плечу и сопроводил в класс. Школа для цветных располагалась у подножия холма, по соседству с гаражом и складом.

– Раньше я школу терпеть не мог, – признался Десмонд. – Но тут хоть вздремнуть можно.

– Я думал, тут строгая дисциплина, – сказал Элвуд.

– Дома меня отец ремнем хлестал, если я хоть день прогуляю. А в Никеле…

Успехи в учебе никак не ускоряют выпуск, пояснил Десмонд. Тут не следят за посещаемостью и не ставят отметок. Смышленые ребята стараются заработать побольше баллов. Дослужишься до нужного уровня – могут даже отпустить домой раньше времени. Трудолюбие, образцовое поведение, готовность безропотно подчиняться – именно эти качества приносили воспитаннику заветные баллы, и потому были в фокусе внимания Десмонда. Ему не терпелось вернуться домой, в Гейнсвилл, где его отец держал уличное кресло для чистки обуви. Десмонд до того часто сбегал из дома и попадал в передряги, что отец чуть ли не на коленях молил власти отправить его в Никель.

– Я так привык спать под открытым небом, что он, видимо, решил, будто мне пора научиться ценить крышу над головой.

Элвуд спросил, удалось ли ему это.

Десмонд отвел взгляд и сказал только:

– Поскорей бы дослужиться до пионера, вот что. – Его раскатистый, взрослый бас, рвущийся из тщедушного тельца, прибавил горечи этой мечте.

Здание школы для цветных было построено раньше жилых корпусов и входило в число немногих построек, возведенных здесь еще до открытия Никеля. На верхнем этаже размещались две классные комнаты для цып, на первом – два кабинета для ребят постарше. Десмонд отвел Элвуда в нужный класс,