уж в церкви у святого здешнего отца,

Под благословение подходят, вера их сильна.

Все мои потуги в невинности бессильны, крепость та и ныне непреступна”.

“Было бы так всегда”.

“То не было бы меня”.

На том они умолкли, и дол наполнил благовест и тишина.

Записав поэмы сей слова, подслушав духов не таясь,

Смотрю, как багровеет алая заря, небес палитра горит во все цвета.

Творцу всего сущего благоговейно поклонясь,

С земли сырой поднимусь, не печалясь и не смеясь.

Прощусь с любимой в дом отчий ныне возвратясь.

Беатриче простила Данте в раю тогда,

Но если я однажды обет верности нарушу,

Не проститься мне, то согрешенье никогда.

Ведь изменой землю сотрясу, и свод небесный я обрушу.

Прощайте духи, вам нужен был поэт бесславный,

Все записал, каков есть путь в жизни человека правый.

На том, покину сей прибрежный дол.

А духам, суждено порхать под древом, поджидая новых до тех славных пор,

Покуда не окончится от сотворенья давний духов спор.

Песнь VIII

Десница обронила тонкое перо,

Рукопись в птиц обратясь под тучами порхает,

Оно, в дни вдохновенья сотворено.

Любви историй много, та песнь не увядает,

Но жизнь моя одна, любимой ставшая она,

Дева, что так прекрасно молода, ныне спит иль только засыпает.

О строках посвященных ей, она не ведает, не знает, создана

Из пыльцы рая дивных тех цветов, потому так взор прельщает,

Но сердце страстью не пылает, она иное существо.

Творцов вздымает в трепет, необузданный порыв единым словом укрощает,

В очах ее блистает то строгость, то озорство,

Но нынче очи веками скрывает.

Пускай тебе приснится сказок сонм,

Минут несколько минут и окончится твой долгий сон,

Станет лишь виденьем тот волшебства грифон.

Любви историй много, а наша так скромна.

Встречи, взгляды, прогулки и разговор, что так часто умолкает.

Мгновенья значенья велико, словно взмах пера.

Прими ангельскую любовь мою, что, не прикасаясь, лишь взирает,

И я прославлю нас всей нищетой своих словес.

Я, тот, кто вышнее воспевает,

Недостойным будучи, имея в мирозданье малый вес,

Я, тот, кто мыслит, но не вкушает.

Творенья создает, ставшие лишь мира сего тенью,

Без жизни тело одушевляет.

Восставши под небесной сенью

Мертвый в памяти и духе оживает, одно кратко слово воскрешает.

Запечатлеваю образы невинны, потому что грешен,

Я, с надеждою мечтаю обрести ту белизну души,

Но я в блуд очами и руками свержен.

Господь осудит, но ты читатель не суди.

И не будешь строками сими осужден.

Помни, то лишь бесталанные стихи.

Усталость увлекает в старость,

Я созерцал творение миров и сотни затонувших островов,

Их одинокое стенанье, моя успокоительная сладость.

Недвижим под стихийным бедствием ветров,

Я странник, что не имеет кров,

Почтенный волхв без царственных даров.

Несу благодарственное слово в знак преклоненья.

В минуты от безумья просветленья,

Люблю Творца и Его чудесные творенья.

И для меня ты лучшее, что видели мои глаза,

Пусть слепота не отберет сей бесценный дар,

Вящее созерцанье запретного плода.

Пускай душа лишь божий пар,

В нем есть любовь, так любимая вдыхай,

Вздымай, ясны очи ввысь, там я средь облаков шепчу тебе – “Проснись,

Любимая вставай,

Очнись”.

2011г.

Лифостротон

Любовь живет вечно.

Обрамлен венцом златых волос

Прекрасный лик – покой дарящий гений,

Несравненный идеал – гроза томлений,

Восторгом непогрешимым в сердце розою возрос.

Порок исторг, оставив лишь стесненье,

Отпечатком уст потревожу девы дланей белизну.

Смирив усладой очи, взором пламенным скользну.

О солнце, меркнет светоч твой в ее свеченье.

Осенен сводом храма ее чарующей души.

Словно серафим святой укрывает платьем стан

Пленительный в изгибах – тот облик томный не осквернит изъян

Любви моей, я полон чувств, до дна меня ты осуши.

Глас девы усмиряющий стенанья тайности безумств.

Милосердный жест ее полон влаги соли слез.

Янтарь прозрачный с силой алчной алых гроз.

Громадой туч с избытком жестокосердных буйств,

Ударит в грудь, пав на колени поэт молит о прощенье.

Затихает сердце, плачем дождь барабанит где-то. Это

Стенает криком, живя лишь мигом, в ответ смеется эхо,

Душа и сердце начали безрадостное мщенье.

Деву любящий, оставь надежду, отринь языческую веру.

Ибо она для поэта рождена, дочь фортуны.

Мирозданье – нецелованные девственные губы.

Тот вкус соблазна позволителен лишь ветру.

Стать воздухом поэт желал, дабы обнять впервые ту,

Невинно дуновеньем, изображая пустоту быть духом плотным.

Вездесущим, стать влажным явленьем непогодным.

Росою утренней у кромки озерца лаская икр красоту.

Листком сухим к ногам живым я упаду.

Пылинкой на реснице, усну, веком девы чуть укрывшись.

Ручьем прохладным, восславлю, чуть умывшись.

Цветком к носику прильну, покинув затхлую гряду.

Блаженствуй дева, а я тебя почту, придя к возлюбленной могиле.

Но почему – взмолюсь – Я живу, а она погребена, ее душа

Вознесена на Небеса. А я, не тороплюсь туда,

К Богу, кому о спасении молил, прося о силе.

Услышь стихиры, тебе одной я посвящаю не тлеющие книги.

Спи сном безмолвным, безмятежным в царствии ночном.

В обители пресветлой, о благодати я пишу, о том,

О втором рожденье, где жизни белеющие бреги.

Я помню всё и не забуду ничего, я вечно помнить буду,

О деве непостижимой чистоты, спросишь – Кто? и я отвечу – Ты!

Творила образ незабвенный красоты усталая душа моя, мои персты.

Перебирали воспоминаний недремлющую груду.

Памятник воздвигну – скорбящий ангел в смирении благом.

Из мраморных глазниц сочатся слезы в знак прощенья.

Длани ангела к небесам воздеты – символ умиленья.

В тиши слышны моленья, неугасимые грабителем врагом.

Здесь плоть покоится, касанье к той наготе я чтил грехом.

О это место, судьбы человеческой закон, место памяти убогой.

Всё минуло, воспоминания поросли добром, не злобой.

Здесь крест простой высится флагом иль гербом.

Но не грешно к душе душой кротко прикоснуться.

Вот мысль моя, мои картинные виденья, вот слух и зренье.

Унынье гаснет, наступает озаренье.

Но если жизнь есть сон, то позволь очнуться.

Позволь мне рядом лечь, позволь дух от мира бесстрастием отсечь.

Но светом солнечным ты вновь безумье озаряешь.

Поёшь – Живи и помни – и тем поэта верою смиряешь.

И за собой не меня увлечь мечтаешь.

Любовь – мертвец бессмертный не питаемый, гонимый.

Эдем сердечный тот