Уставшие, но в приподнятом настроении мы собрались ехать домой. Новый сюрприз ожидал возле машины. Прыщавый с двумя ему подобными во что бы то ни стало хотел осмотреть место происшествия и еще раз, накоротке, с нами потолковать.

— Да осматривай ты хоть мою задницу, только не мельтеши перед глазами, — попросил я его, садясь в машину. — Устал я, ты понимаешь или нет?

— Понимаю, — многозначительно ответил он и вместе с товарищами нагло полез на заднее сиденье. — Мы люди понятливые.

— А если так, то сиди и сопи в две дырки, — мягко попросил я его.

— А это посмотрим, кто-то будет сопеть, а кто-то пыхтеть.

По приезде домой я подробно и в деталях описал случившееся и, используя Милку как жертву, наглядно все проиллюстрировал. Кажется, на сей раз мои объяснения их удовлетворили. По крайней мере, от меня они отстали, зато принялись обрабатывать Милку на предмет их доставки к месту работы. Ссориться с ними не хотелось. Итак за короткое время я нажил себе достаточное количество врагов. Утвердительно кивнув жене, я, даже не снимая ботинок, упал на диван.

С трудом отбросив пелену кровавых кошмаров, я проснулся, когда на часах еще не было шести. Первым делом позвонил в клинику и, получив положительный ответ, успокоился. Полчаса простояв под контрастным душем и выпив таблетку аспирина, я с удивлением обнаружил, что жидкие мои мозги начали потихоньку шевелиться. Вчерашний инцидент стоял особняком, а значит, и решать его нужно было особо. С привлечением спецконтингента, а пока стоило подумать о той информации, что вчера мне выдал участковый. Заварив крепкого чая, я устроился на кухне, положив перед собой бумажку, на которой господин Оленин в хронологическом порядке выписал пять преступлений, жертвами которых стали пенсионеры. Их адреса прилагались.

Первой этот печальный список открывала семидесятилетняя Таисия Михайловна Николенко. Удушили ее двенадцатого января, в день получения пенсии. Вторым шел Виктор Семенович Трунов. Шестидесятивосьмилетний старик свои деньги получил двадцатого января и тоже не мог ими распорядиться, потому как в этот же день был задушен. Далее значилась Сайко Лидия Ивановна. Возраст — семьдесят два года. Пайковые ей принесли двадцать восьмого, а вот дата смерти обозначена двумя сутками. Очевидно, как и в нашем случае, нашли ее не сразу… Следующей в списке значилась Нина Антоновна, смерть которой я имел честь засвидетельствовать лично. И наконец, замыкал это скорбное шествие Трегубов Степан Николаевич, о котором Оленин уже рассказывал.

Таким образом, я имел некоторую последовательность смертей. Итак, убийства были совершены в следующие дни: 12.01 — вторник — Николенко, 20.01 — среда — Трунов, 28.01 — четверг — Сайко, 04.02 — четверг — Серова, 17.02 — среда — Трегубов.

Красивая пентограмма получается? Вторник, среда, четверг. Понедельник, пятница и воскресные дни выпадают. Теперь, господин Гончаров, обратите внимание на четность: 12, 20, 28, 04 и 17.

Так бы все хорошо, кабы не последняя нечетная дата. Она здорово портит четыре предыдущие цифры. Что же касается интервала, то там вообще никакой закономерности не прослеживается. Если в первых двух случаях он составляет восемь дней, то в дальнейшем он равен семи и тринадцати дням. Как я ни старался, как ни ломал голову — никакой логической системы из этих пяти цифр не выстраивалось. Манипуляция с адресами тоже ничего утешительного не принесла. Если четыре адреса хоть как-то можно было связать в один куст с единым почтовым отделением в нем, то квартира Нины Антоновны не касалась их никоим образом. Проживала она особняком и, судя по городскому плану, свой пенсион получала на другой почте. Ничего не поделаешь, господин Гончаров, кажется, вам придется немного поработать ножками. Сегодня воскресенье — почтамт отдыхает, зато соседи убиенных должны быть дома.

Первым по ходу моего следования стоял дом Лидии Ивановны Сайко. Проживала она на четвертом, последнем этаже по соседству с полуглухим и полуслепым одиноким стариком. Видимо, с обонянием у него тоже были проблемы, и по этой причине труп соседки был обнаружен с некоторым опозданием. Как я ни старался, как ни усердствовал, ничего вразумительного услышать мне не удалось. Правда, после получасовых усилий старик ответил, что уже больше года пенсию им приносит некая Наталия Нестерова из пятнадцатого отделения. Что же касается самой квартиры, то по причине ее невостребованности все права на нее отошли городу и на настоящий момент там производился капитальный ремонт.

Не многим больше мне довелось услышать от соседей Виктора Семеновича Трунова. В его приватизированной квартире уже поселилась сестренка — семидесятилетняя бабуля, которая ради такого случая покинула близлежащую деревеньку. В чем-либо ее подозревать было смешно. Тем более, что завещание на ее имя было написано братом еще пять лет назад. При желании она бы давно могла спровадить своего родственничка к праотцам. Единственное, что заслуживало внимания, так это сообщение живущего этажом ниже пенсионера. По его словам, деньги в их дом носит Наталия Нестерова. Не Бог весть какая информация, но для первого раза сойдет и она.

Таисия Михайловна Николенко свой жизненный путь прекратила на пятом этаже типовой хрущевки и была обнаружена соседкой Зиной поздно вечером в день смерти. Бабенкой Зина оказалась словоохотливой, и поэтому на сей раз мне удалось узнать немного больше и с некоторыми важными подробностями.

Если в первых двух случаях двери квартир были автоматически защелкнуты на английские замки, то здесь дело обстояло иначе.

— А я ведь вашим мужикам уже все рассказала, — проводив меня на кухню, удивилась она. — Три раза ко мне приходили. Я все точнехонько обрисовала.

— То мужикам, а то мне, — весомо и важно ответил я. — Расскажите-ка мне, душа моя, как оно все было? Потом я задам вам несколько вопросов и больше беспокоить вас не будут. Я распоряжусь! Можете не сомневаться.

— Помню, случилось это двенадцатого, во вторник. Я кондуктором работаю и поэтому домой возвращаюсь поздно. В тот день пришла уже в одиннадцатом часу. Несмотря на возраст, баба Тая старуха была еще крепкая. Только вот с ногами у нее беда. Не слушались ее ноги, только что и могла по квартире шлындать, а как куда в магазин или в собес — тут целая проблема. Поэтому магазины я на себя взяла, покупала все, что нужно. Конечно, не каждый день, но через день молоко с хлебом приносила. Она меня в эти дни ох как ждала. И чаю поставит, и историю какую вспомнит. Понятно, скучно ей день-деньской сидеть да на телевизор пялиться.

В общем, пришла я в одиннадцатом часу, зашла домой, сгрузила сумки, разделась и прямым ходом к ней. Звоню — и никакого ответа-привета. Что за чудеса, думаю. Только вчера у нее была, так она никуда не собиралась, да и куда ей идти? Непонятно. Думаю, что-то здесь неладно. Толкнула дверь, а она не заперта, сама собой отворилась. Я с дуру-то взяла и зашла. Батюшки, что я там увидела, до сих пор она мне, бедненькая, по ночам мерещится.

— Расскажите об этом подробнее, — попросил я деловито.

— Ой, уж не знаю… Там в передней-то у нее был половичок расстелен. Я смотрю, а он весь в кучу скручен. Никогда я у нее такого не видела. А как зашла в комнату, то и совсем ничего не поняла. Не знала — то ли орать мне, то ли смеяться. Она на полу сидит, к дивану привалилась и синий язык мне показывает, а глаза совсем не смеются. Выпученные глаза, страшные. И я поняла, что она мертвая. Заметила, что у нее на шее веревка болтается.