- Удивительно, но я рад тебя видеть, - многообещающе тяну я, поглаживая её выступившее бедро.

Взять в туалете, как она и хотела в свой день рождения, а потом взъерошенной и оттраханной до безумия, вытащить в зал, к отцу. Пусть полюбуется, какую шлюшку воспитал, пусть осознает за какую дешевку он отдает всё до копейки.

Рука скользнула между ног, моментально увлажняясь от мокрой полоски трусиков. Течет? Она даже не боится меня, а тупо хочет быть оттраханой?

Тело предательски отозвалось на запах и готовность самки. Я непроизвольно потерся набухшим членом о выпяченную попку, обтянутую каким-то невероятно пошлым платьем. И звук глубокого грудного стона козы выбил меня окончательно.

Потому что нельзя, сука, так стонать. Это надо запретить на законодательном уровне!

На некоторое время меня выключило. Я бился бедрами в её ягодицы, грязно лапал раздвинутые бедра и то, что так нескромно предлагалось мне.

И в шаге от «пошло все нахер» и полной потери контроля, я поймал её взгляд в зеркале. Тварь улыбалась, пошло облизывала губы и закатывала глаза. Я прекрасно понимал, что она тоже плохо контролирует свои желания. Но вот эта пошлость, доступность и развратность отталкивали.

Желание в момент спало. До отрезвленного сознания стало доходить, что мной снова воспользовались. Она хотела меня – она и получила.

Почти.

Я резко одернул платье, чтобы не соблазнять себя её полными ягодицами. Потянул за волосы, чтобы поднять ее, и прижимая бедрами к стойке, смотрел в глаза избалованной сучонке через зеркало.

- Какого хрена ты тут делаешь?

- Просто… Пришла. Разве мне нельзя сюда приходить?

- Как просто пришла, так просто и вышла. Твой отец уже расплатился за твою дурость.

- В смысле? – протянула она, пытаясь развернуться.

Но я удержал, сильнее перехватывая волосы у корней.

- В прямом. Сейчас все состояние Обухова переходит в мои руки. Такие условия: или ты, или все нажитое папкой.

- Да нет… Он не станет…

Но по взгляду, по искривившимся губам козы, я понимал, она своим куцым умишком сообразит, что я не вру.

Голову еще мутило от её запаха, от желания поиметь тварь. Я никогда не был железным, а её чертов вызов просто притягивал забрать, отодрать, завладеть. И эта мелкая мысль, что я в один вечер могу одновременно заполучить и бизнес ее папаши и отыметь козу, срывала крышу.

Но, как там сказал Олег? У меня слишком мягкое сердце?

Оно не мягкое, оно, твою срань, озабоченное справедливостью.

С тихим стоном разочарования, я впился в ее шею, намеренно оставляя след зубов и засос, а потом тихо проговорил.

- Именно так. И теперь папашу спасти можешь только ты…

- Как? - прохрипела она, и этот грешный, развратный хрип проник в мои яйца, так, что они загудели от желания.

- Условие прежнее, или ты, или он.

И всё же она вывернулась, ловко поворачиваясь в моих руках, обхватывая шею, прижимаясь всем телом ко мне, что я невольно обнимаю её за талию и притягиваю еще ближе. И снова мы в секунде от неистового траха. И коза это понимает. Щурится, улыбается и трется сиськами так, что я чувствую её соски через тонкую рубашку.

- Я согласна.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы отстраниться.

- Приведи себя в порядок и выходи в зал, - холодно распорядился я, спешно покидая туалет.

Черт, это будет сложнее, чем я думал. Вначале мной двигала злость, за возможность отомстить я горы готов был свернуть. Но за месяц что-то изменилось. И это что-то назойливо пробивало брешь в моем хладнокровии.

Мне её жалко? Нет.

Я на нее зол? Все еще да.

Но хочу ли я раскатать её так, чтобы она встать не смогла?

Уже нет.

Я сел перед Обуховым, демонстративно подписывающем бумаги. Выслушал разум, взывающий ко мне, что лучше взять бизнес и не пачкаться с козой. Дождался, когда Обухова вышла из туалетной комнаты, подошла к моему столу и встала за спиной отца, все еще не замеченная им.

- Я подписал. Теперь ваша очередь, - Обухов передвинул мне бумаги и ручку, но заметив мой взгляд, направленный ему за спину, обернулся сам и тут же взревел: - А ты чего здесь делаешь?!

- Пап, всё нормально. Я сама улажу этот вопрос.

- Какой еще нахрен вопрос? Ты где должна быть? Где, нахрен, твой раздолбай?

Обухов судорожно схватился за телефон, в спешке набирая чей-то номер и нервно поглядывая то на меня, то на дочь.

Я оскалился, откинувшись на спинку дивана, концерт получался хорошим, драматичным. Девственница прильнула ко мне, но я отодвинул, чтобы не мешала наслаждаться. Вот теперь фильм принимал другой оборот, и в глубине души я был рад капитуляции сучки.

- У Глеба отключен телефон, - прервала попытки отца коза.

- А какого…

- Пап! Спокойнее, ладно? Я накосячила – я и улажу. Мы с Русланом договоримся.

Коза игриво стрельнула в мою сторону взглядом, заставляя внутреннего демона заржать. Ведь она уверена, что отделается парой перепихонов. Причем даже заставлять себя не придется – она давно положила на меня глаз.

Вот ведь самоуверенная идиотка!

- Когда это вы успели договориться с… Ермаковым? – Обухов багровел, и мне не понравился нездоровый цвет лица.

- Только что. Пап не переживай, я…

- Тащи свою, пока еще целую, задницу домой!

- Пап!

- Развернулась и сбрызнула отсюда.

- Папа!

В поединке коза явно проигрывала. Пора было вмешаться.

- Андрей Григорьевич, присядьте, - я дождался, когда он тяжело опуститься на диван напротив меня, потом взял подписанные им документы и помахал в воздухе между нами. – Ваша дочь совершеннолетняя, дееспособная. И мне кажется благородной её попытка сохранить ваш бизнес.

- Она дура, - огрызнулся Обухов.

- Тут возразить нечем, - согласился я.

- Ой, вот только не надо…

- Помолчи.

- Заткнись!

Коза вздернула подбородок, обошла стол, вертя своей попкой перед носом, и села рядом с отцом, закинув ногу на ногу, снова на секунду выбивая меня из колеи похотливыми образами.

Так, собрался, Рус. Ты потом с ней наиграешься, когда окончательно уложишь на лопатки папашу.

Обухов помолчал некоторое время, потом вздохнул:

- Я так понимаю, от меня уже ничего не зависит?

- Нет, папа, я все решила. И не хочу, чтобы ты расплачивался за мои ошибки.

Ей бы пафоса в тон поменьше, даже я проникся.