Что-то слишком много вокруг мужчин, которых стоило бы гнать с порога грязными тряпками. Не к добру это.

Кстати о тряпках… Хорошо, что завешенное тканью зеркало не одно, не придется долго искать замену той, что сжег Ксандер.

– Что ж, спасибо за объяснения. – Я подхватила с пола пустое ведро. – А теперь, когда мы обменялись заверениями в дружбе и сотрудничестве, позвольте мне вернуться к работе. Уборки непочатый край.

– Перестаньте дурить, Алисия. Поехали домой.

– Я дома.

– Ко мне, то есть теперь – к нам домой.

– Я дома, – повторила я. – И не вижу причины куда-то ехать. Меня все устраивает здесь.

– Прекратите испытывать мое терпение! – Он шагнул ближе, навис, и мне пришлось сделать усилие, чтобы не попятиться. – Вы – замужняя женщина и должны жить в доме мужа.

Да что я потеряла в том доме, в самом деле? Этого типа, который обзывает меня дурой и притворщицей? Здесь мне рады – пусть даже это лишь мои фантазии, но дом в самом деле словно ожил с моим появлением. А там? В лучшем случае будут терпеть. Я же вижу, что в жены Алисию взяли вовсе не от большой любви.

– Обоснуйте, – сказала я.

– Прошу прощения?

– Вы говорите, что я должна жить в вашем доме. Почему?

Ксандер глубоко вздохнул, медленно – очень медленно – выдохнул. Размеренно произнес тоном, каким объясняют урок непроходимому двоечнику, когда терпение уже на исходе:

– Потому что вы – моя жена, пусть даже я уже успел сто раз об этом пожалеть.

– Ну так разведитесь, в чем проблема, – фыркнула я, на миг забыв про обеты, которые «принял господь».

– Это исключено.

– Почему? – Я изобразила самое наивное лицо, на какое только была способна. В конце концов, я ничего не знаю наверняка, все мои предположения – лишь предположения. Вдруг да выгорит? – Вы терпеть меня не можете, это очевидно, меня ваше общество тоже, уж простите, не слишком радует. Зачем нам мотать друг другу нервы, если можно просто разойтись?

– Вам стоило подумать о том, насколько мое общество неприятно, до того, как принять мое предложение.

– Я тогда слишком мало вас знала.

– Неважно. – Он схватил меня за запястья, прошипел, притягивая к себе: – Вы могли отказаться, но не сделали этого.

Вообще-то не я, но, наверное, не стоит сейчас об этом говорить.

– Вы дали обеты, так держите… – Он осекся на полуслове, выпустил мою правую руку, приподняв левую. – Где браслет?

Я пожала плечами.

– Вы потеряли брачный браслет?!

На миг мне показалось, что меня сейчас ударят. Да что там – просто прихлопнут на месте. Шея сама собой вжалась в плечи, и очень захотелось зажмуриться.

Брачный браслет, значит. А я-то собиралась его продать. Немудрено, что Ксандер так взбеленился. На второй день семейной жизни узнать, что жена, пусть и нелюбимая, потеряла обручальное кольцо, – кто угодно взбесится.

– Не потеряла, – пискнула я.

– Тогда где он?! – Его пальцы сжались на моей руке.

– Отпустите меня!

Мне пришлось собрать всю свою смелость, чтобы попытаться выдернуть руку. И этот человек хочет, чтобы я жила в его доме? Самоубийца я, что ли? Да я в своем-то буду ночевать с топором под подушкой!

Ксандер не отпустил – оттолкнул мою руку. Холодно повторил:

– Где браслет?

– Где-то наверху. Я сняла его, начав уборку, чтобы не мешался.

Он заметно расслабился.

– Сходите за ним, наденьте, и поехали. Мне надоела эта перепалка.

В груди свернулся ледяной ком. Он сильнее, и в доме никого нет, кроме нас двоих, но по крайней мере это мой дом. Если я соглашусь сейчас поехать с Ксандером, то окажусь в его власти полностью. Он не дурак и второй раз сбежать не позволит.

– Я не надену его, пока не закончу убираться. – Если вообще надену. – И никуда не поеду.

– Опять вы за свое!

– Вы так и не смогли аргументировать, зачем бы мне бросать свой дом ради вашего.

На его лице заиграли желваки.

– Потому что вы – моя жена. Сколько раз повторять, чтобы эта простая истина наконец дошла до вашего умишка?

– Это не аргумент, а ваше личное мнение. Вы говорите, что жена должна жить в доме мужа, но ничем не подтверждаете это. При том что бремя доказательств лежит на постулирующем. – Ксандер изумленно моргнул, а я продолжала: – Отсылка к авторитетам тоже не принимается. Мне нужны… – Тьфу ты, чуть не брякнула «рецензируемые источники». – Есть ли какие-то законы, обязывающие супругов проживать вместе?

Ксандер открыл рот. Закрыл. Покачал головой

– Вот как вы заговорили… – протянул он. – А я-то, дурак, поверил наивному личику и перепуганным глазкам.

Мое терпение лопнуло.

– Вы решили, что достаточно напугать жену как следует, чтобы она стала тихой и не мешала? – Я шагнула к нему, выпрямляясь. – И после этого будете обвинять меня в притворных обмороках, хотя сами и стали их причиной?

Ксандер сжал кулаки, и мне снова показалось, что меня сейчас ударят. Но он лишь холодно произнес:

– Не знаю, что вы себе надумали, но я не собирался вас пугать. Я намеревался быть вам заботливым мужем и надеялся, что вы ответите мне тем же.

Ага, верю. Это проявление заботы такое – «повоспитывать» до смерти. Я мысленно поежилась, изо всех сил стараясь держаться уверенно.

– Я благодарна вам за ваши намерения и сожалею, что не могу оценить их по достоинству. – Я хотела сказать это мягко, но против моей воли в голос просочился яд, и лицо Ксандера потемнело. – Если нет никакого закона, обязывающего супругов жить вместе, давайте просто признаем, что я оказалась никудышной женой, и перестанем мотать друг другу нервы. Раз уж разводы невозможны…

– Вам не надоело меня оскорблять? – Он вдруг одним рывком притянул меня к себе. Рыкнул в лицо: – Развод? Хотите выставить себя потаскухой, а меня – рогоносцем в первый же день после свадьбы? Или, еще того лучше, ославить меня импотентом? Я начинаю жалеть, что не довел…

Не договорив, он впился в мои губы. Яростно, напористо, жестко, ни капли нежности не было в этом поцелуе – лишь злость и желание обладать. Но почему-то эта ярость отозвалась во мне вожделением. Я попыталась отпихнуть Ксандера – ровно для того, чтобы обнаружить, что сама целую его – так же яростно и напористо, не желая ни сдаваться, ни отпускать. По нервам словно пробежал ток, собрался тяжестью и жаром внизу живота. Ароматы сандала и мускуса, смешанные с запахом разгоряченного тела, дурманили, кружили голову, заставляя подгибаться колени.

Он ухватил меня за волосы на затылке – властно, на грани боли, но все же не переходя ее, спустился по шее поцелуями – колючими, жесткими, больше походящими