– Это деликатное состояние действительно прекрасно. – Люция сейчас выглядела так, будто проглотила живую пиявку. – Поэтому такие грубые эпитеты…

Ах, вот оно в чем дело! Я невольно бросила взгляд на ножки кресел – неужели и здесь их драпируют, чтобы не наводили на неприличные мысли о дамских ножках? Нет, до такого маразма здесь не дошли, слава местному богу.

– Конечно, приют есть приют, и трудно ожидать хорошего воспитания. Но теперь ты вернулась в то общество, которое подобает тебе по праву рождения. Милая, тебе надо очень внимательно следить за своими словами.

– Хорошо, госпожа Сапфира.

Она снова сладко улыбнулась.

– Для тебя я всегда «тетя Люция».

– Хорошо, тетя Люция. Но все же я хотела бы знать, что сталось с малышом.

Она извлекла из рукава кружевной платочек, промокнула сухие глаза.

– Правду говорят, что господь ничего не делает зря. Сейчас я думаю: то, что ты потеряла память, на самом деле – благословение.

Интересная трактовка психогенной амнезии2, конечно, вот только у меня – не она. И…

– Не думаю, что не помнить, кто ты есть, может быть благословением.

Люция покачала головой.

– Тогда ты была слишком юна, чтобы запомнить. Сейчас – чтобы понять. Раз уж теперь вы навеки связаны с Ксандером… Лучше тебе не знать всего и спокойно вернуться к мужу.

Глава 9

Он-то тут при чем?

– Вы хотите сказать, он… Моя мама и мой муж?..

На самом деле я сама в это не верила. Конечно, юноша может закрутить с женщиной лет на десять старше него, или сколько там было матери Алисии. Способен и зачать внебрачного ребенка. Возможно, что и муж этой женщины окажется достаточно благороден, чтобы назвать ребенка своим, не ославив жену на весь свет. Но в таком случае он постарался бы, чтобы эта история не стала всеобщим достоянием. И вряд ли отзывался бы о будущем малыше с таким теплом.

– Что ты, конечно, нет! – ужаснулась Люция. – Твои родители были верными и любящими супругами. Как тебе такое в голову могло прийти!

– Тогда при чем здесь…

– Господь мудр, и я не буду оспаривать его мудрость. Незачем тебе знать.

Один вылетает из дома с перекошенным лицом, вторая твердит, что мне лучше не знать. Да что же там случилось?

– Но если у меня есть брат… или сестра, – добавила я, чтобы не показаться слишком уж осведомленной, – я должна позаботиться о ребенке.

– Ты о себе-то не можешь позаботиться, милая. – Она в который раз приложила к лицу платочек, и мне захотелось вырвать у нее из рук этот кусок кружевного полотна и затолкать ей… пусть будет в глотку. Хотя вряд ли подобные методы сделают кого-то разговорчивей.

– Может быть. Но я знаю, что семья – на то и семья, чтобы не бросать друг друга.

– Алисия, твоя семья сейчас – твой муж, и больше у тебя никого нет.

– Но тот ребенок… – Я уже поняла, что услышу.

– Он не родился. Графа Монро, твоего отца, лишили титула и казнили как государственного изменника. Твоя мама… Впрочем, ты теперь уже замужняя женщина, и я могу говорить без обиняков. Она с самого начала носила не слишком хорошо. После такого потрясения она потеряла малыша и умерла. Поговаривали, если бы не помощь придворного целителя, трагедия могла произойти намного раньше.

Умереть от кровотечения после выкидыша в магическом мире? В мире, где ссадину заживляют одним прикосновением?

– Неужели целители не смогли помочь? Если до того…

– Надин не подпустила к себе целителя. И я ее понимаю.

Да что за бред такой? У нее дочь оставалась! Там, где средний мужчина сдастся, женщина – мать – будет бороться до конца ради ребенка.

– Это очень печальная история, и хорошо, что ты ее не помнишь, – заключила Люция, многострадальный платочек снова взлетел к сухим глазам. – Господь милостив и в милости своей все управил к лучшему и для Надин, и для тебя.

– К лучшему? – Мне показалось, что я ослышалась.

– Конечно. Ты знаешь, что такое поднимать детей без мужа? Тем более оставшись вдовой государственного преступника?

Я промолчала. Что тут скажешь.

– А я знаю. Моего Ивара казнили по обвинению в том же заговоре. И, поверь, я хлебнула лиха, несмотря на то что удалось сохранить дворянство и большую часть состояния. Как бы справлялась Надин? Она всегда была такой нежной, такой хрупкой… И у нее никогда не хватало жизненной мудрости, хитрости. Как и у тебя – прости дорогая, но ты так похожа на мать…

Зато у тебя и жизненной мудрости, и хитрости, кажется, на двоих хватает.

– С двумя детьми, один из которых младенец, лишившись титула и всего имущества – что бы она делала? Я бы не смогла ей помочь, ведь сама была в том же положении.

Не в том же. Люция сказала, что удержала и дворянство, и имущество. Интересно, каким образом? Впрочем, это не мое дело. Я на ее месте не была, так что не мне судить, какими бы методами она ни пользовалась.

– Нет, как бы я ни любила подругу, для нее все обернулось к лучшему.

В голосе Люции прозвучала истовая убежденность верующего, и я поняла, что спорить бесполезно. Хотя ее слова заставили задуматься еще кое о чем.

– Лишившись имущества, вы сказали? Значит, мой дом на самом деле не мой?

Неужели его могут отобрать? Что я буду делать, оставшись без крыши над головой?

– Нет, его вернули тебе. Особым королевским указом, когда выяснилось, что обвинения были ложными.

Как же странно выворачивается история. В прежнем мире расстреляли моего прадеда – того угораздило оказаться сослуживцем одного из фигурантов «дела врачей». А здесь вот – отца…

– Я слышала, что Питер так и не признался ни в чем. А мой Ивар оговорил себя, – зло добавила Люция.

В следующий миг она, кажется, пожалела о своей откровенности, потому что добавила:

– Уже поздно, пора наслаждаться сном красоты. Иди домой, милая.

Какой сон, еще солнце не село! Впрочем, кажется, мне в любом случае сегодня будет не до сна.

– Да, конечно, – не стала спорить я. – Спасибо, что рассказали, тетя Люция.

– Не благодари, – покачала головой она. – Неведение – благо. Завтра я пошлю записку Ксандеру, наверняка он уже ищет тебя.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но она меня перебила:

– Долг жены – быть рядом с мужем и заботиться о нем. Если ты будешь мудрой и понимающей, рано или поздно господь смягчит его сердце.

Да-да. А до того рак на горе свистнет и красный снег пойдет. Впрочем, кто его знает, что тут за снег…

– Прости, милая, за прямоту, но у