– И… Зачем?

– Затем, что он сидел. Так что ты это… поосторожнее-то. С уголовниками.

Я все-таки сбрасываю вызов, поворачиваюсь на бок и, сунув под щеку сложенные вместе руки, зажмуриваюсь. Внутри тревожной сиреной гудит – уголовник, уголовник, уголовник… Страшно ли мне? Наверное. Но я бодрюсь. В конце концов, не в первый раз у меня за стеной находится бывший зэк. Да господи, боже мой, в доме, из которого меня вырвал Савва, их полно! К бабке не ходи. И уж, конечно, они представляют для меня гораздо большую опасность, чем мой наставник. По крайней мере, мне хочется думать именно так. В качестве недостающих аргументов перебираю в уме причины, по которым у нас можно загреметь на нары. Смех в том, что таких причин миллион. В нашей стране можно присесть за что угодно. Иной раз даже не угадаешь, откуда ждать беды. В этом плане незащищенные слои населения вроде таких детдомовцев, как я – под большой угрозой. Ведь на нас, тех, кто не сможет бодаться с системой, и тех, за кого некому постоять, так легко повесить все, что угодно. Именно поэтому с малых лет нас учат вести максимально правильный образ жизни. Другой вопрос, что мало кто потом следует тем советам.

Интересно, за что сидел Савва?

В глубине дома что-то щелкает. А потом я слышу чьи-то шаги. Хотя почему – чьи-то? Кроме меня с Комиссаровым в доме никого нет. В животе собирается холодный мерзкий ком. Звук приближается. Ком разрастается до невероятных размеров и распирает ребра. Вот Савва подходит к моей двери. Я даже вижу тени от его ног, ломающие геометрию тонкой полоски света, что проникает в щель под дверью. Я в таком ужасе, что до меня не сразу доходит – он пошел дальше. Логично, что коридор, ведущий в мою комнату, идет и к другим. Но почему-то в голову сходу лезут самые худшие мысли. Это все Ольга виновата! Все-таки меня накрутила.

Вскакиваю. На цыпочках подбегаю к двери, медленно опускаю ручку и приоткрываю ту на пару миллиметров. Этого достаточно, чтобы рассмотреть Комиссарова в комнате напротив моей. Он стоит у большого письменного стола, склонившись над работающим ноутом. Одной рукой Савва щелкает мышкой. Другой – опирается на столешницу. Рядом стоит бутылка с водой. Из тех, что обычно берут в спортзал. О том, что он собирался заняться спортом, говорит и его одежда: широкая майка с глубокими вырезами на плечах и шорты. Говоря начистоту, в кителе шефа и своей повседневной одежде он выглядел гораздо более цивилизованно. А сейчас – бритый, с бычьей шеей и шкафоподобной фигурой, он действительно похож на уголовника. Может быть, привычка заниматься спортом у него еще с зоны. Где-то я читала, что многие зэки – только то и делают, что качаются.

Мои нервы опять натянуты. Так что когда у Комиссарова звонит телефон, я едва не выдаю собственное присутствие вскриком.

– Добрый вечер еще раз… Да-да, как раз смотрю. Ну, что сказать? – Савва чуть меняет положение, убирает руку со стола и задумчиво чешет щетину. – Я бы не стал в это ввязываться. Ах, Влад сказал… Тогда зачем ты звонишь мне, Аркаша? А-а-а, все-таки хочешь еще и меня послушать. Так я вроде озвучил – нет? – Савва замолкает, вслушиваясь в то, что ему говорят на том конце связи. – Все это хорошо. Но есть нюанс. Сколько, ты говоришь, там потолки? Три метра? А теперь опусти их сантиметров на пятнадцать, представь, что мы проложили коммуникации – систему вентиляции и прочее… Что у тебя остается? Ни-че-го. Высота потолка в этом помещении напрочь нивелирует привлекательность площади. Я бы и за половину стоимости, что тебе предлагают, это помещенье не взял. А там, конечно, смотри. Советчиков у тебя много.

Понимая, что диалог подходит к концу, я осторожно закрываю дверь и возвращаюсь в кровать. Слышу, как Савва выходит из кабинета и снова куда-то идет. А потом тишину ночи нарушают странные механические звуки: лязганье, скрип, приглушенный металлический звон, и мое любопытство вновь берет свое. Я выхожу из спальни тайком, надеясь, что в этом шуме он меня не услышит. Иду на звук. Под ноги выскакивает кошка и забегает вперед, будто показывая, кто в доме хозяйка.

Как я и думала, в торце дома оборудован спортзал. И Савва по-честному в нем занимается. Я прихожу как раз к разминке. Вопрос – зачем я так рискую? Ответ – видимо, мало мне, хочется еще пощекотать нервы. Наверное, все люди такие. Зависимые от острых эмоций. Но с ними точно пора завязывать. Еще немного понаблюдав за Комиссаровым, я во второй раз за этот вечер возвращаюсь к себе. С ногами забираюсь в кровать и обнимаю подушку.

Постельное пахнет изумительно. Дорого-богато. Я уже в который раз себя ловлю на том, что все эти атрибуты роскоши действуют на меня совершенно особенным образом. Во мне просыпается жажда… Не знаю даже, как ее объяснить. Жажда ей соответствовать, что ли? Мне хочется стать лучше. Когда у меня возникала свободная секунда в Сэвен, я залипала на гостях, на людях, которые меня очаровывали, в попытке понять, что их создало? Что сделало их такими, какие они есть? Того же Влада… Что помогло простому мальчику из детского дома превратиться в настолько потрясающего мужчину? Какие ему в этом помогли книги? Фильмы, музыка… Как он стал своим в мире богачей? Людей, которые без проблем выбирали нужный прибор из двенадцати, сервированных к ужину, и принимались спорить, какого года лучше взять Шато Латур. Я, когда увидела цену этого вина, едва не выпала в осадок. На эти деньги любой алкаш мог пару месяцев бухать, не просыхая. Но в том-то и отличие психологии этих людей и тех. Кто-то готов не пить месяц, чтобы сэкономить на бокал хорошего вина, а кому-то вообще все равно, что пить. И так – чего ни коснись.

Под эти философские мысли и лязг снарядов в спортзале я и засыпаю. А просыпаюсь от того, что ужасно сосет желудок. Я ведь так и легла голодной. Хотя Савва предлагал мне поужинать, и, возможно, это был единственный шанс отведать что-нибудь эдакое от мишленовского шефа. Кручусь. Но голод, как известно, не тетка. Когда меня начинает подташнивать, я все же отправляюсь на поиски холодильника. Благо кухня рядом. И она совершенно и абсолютно шикарна. Наверное, в доме Саввы и не могло быть другой. До сих пор не могу поверить, что моя жизнь совершила такой кульбит. Еще две недели назад я ела подгоревшую макаронную запеканку в интернатской столовой, а теперь вот…

Понимаю, что меня снова заносит. Ведь по факту здесь я всего лишь гостья. Это все еще не мой мир.

Открываю холодильник. Тот практически пуст. А мне бы сейчас хватило самого дешёвого йогурта.

– Проголодалась?

Вздрагиваю. Медленно оборачиваюсь, натягивая к коленкам старенькую футболку. Могу только представить, как она задралась, когда я склонилась к полке. Вот же…

– Угу. Вы не против, если я пожарю яйца? Здесь много.

– Да пожалуйста.

Улыбаюсь в ответ на такую щедрость. Привстаю на цыпочки и тянусь к верхней полке. Футболка опять задирается кверху. Я хватаю лоток и снова ее одергиваю. Комиссаров смотрит на меня бесстрастно. Вот и хорошо.

– На вас сделать?

– На меня? – а вот тут он как будто бы удивляется.

– Ну, да. На вас пожарить яичницу? Мне нетрудно.