– Слушай, Гошка, как ты думаешь, они там в самом деле…

Лёша Колобов нерешительно умолк.

– Что – они? Что – в самом деле? – раздраженно спросилГеоргий: он терпеть не мог, когда его называли Гошкой.

В Энске так звали всех Георгиев, Егоров и Игорей подряд, ноон уже в детстве «собачью кличку» не выносил и в конце концов избрал оченьпростой способ довести это до сведения всех родственников и знакомых: перестална «Гошу» и «Гошку», а также на «Гошеньку» отзываться. Правда, тут же он понял,что нагнал на себя новые хлопоты. Сосед снизу, Северьян Прокопьевич, началзвать его Геркой. Тоже кошмар, но ладно, как-то можно было пережить, а вот Гогуили Жору – нет и нет! Мысленно Георгий поругивал маму, которая выбрала для неготакое неудобное имя. В честь родного отца, понятно, а все же… Да нет, имя-токак раз было красивое и, главное, довольно редкое, не затертое, как всякие тамСаши или Лёши, но уменьшительной формы-то для него путной не подберешь, хотьголову сломай.

Немалое время прошло, прежде чем окружающие усвоили, чтоАксаков отзывается только на имя Георгий, а всего остального просто не слышит.Пока это время проходило, его гораздо чаще звали по фамилии, против чегоГеоргий совершенно не возражал. Фамилия ему нравилась. «Гошкой» его теперьназывали только недавние знакомые, не успевшие усвоить его принципиальнойпозиции по данному вопросу, или совсем уж тупые робята, вроде Колобова. Сущее«тенито», как называли мямлей в Энске. Слово скажет – и тотчас умолкнет, будтосам себя испугается: а то ли сказал? А не лучше ли было смолчать? Георгий Лёшкунедолюбливал и только диву давался, как Колобов отважился записаться в группу«Комсомольского прожектора»: ведь активистам иной раз приходилось и с милициейсхватываться, а для этого как-никак нервишки крепкие нужны. Пусть и неврукопашную, конечно, схватки происходили, а словесно, можно сказать,интеллектом сражались, но все же… А впрочем, Лёшка Колобов первый разучаствовал сегодня в рейде активистов, поэтому некоторую нерешительность иробость ему вполне можно было простить.

– Ты имеешь в виду, правда ли, что те девицы торгуют своимтелом за деньги? – усмехнулся Валерка Крамаренко. – Ну да, а как еще? В том-тои есть смысл проституции. Или ты думаешь, они награждают своими прелестямиотличников соцсоревнования – и всё задаром?

Георгий вскинул голову, прищурился, подставив лицо ветру. Отдуши надеялся, что никто не заметил, как его бросило в жар. Есть некоторыеслова, от которых его не то что корежит или коробит, а как-то… не по себестановится. Чего уж, казалось бы, стыдиться слова «проститутка»? Ленин вон, кпримеру, так называл Троцкого в своих статьях – и ничего. А между тем щеки иуши загорелись. Ну да, к Троцкому это слово применимо только в политическомсмысле, но когда употребляешь его не в политическом, а в бытовом, невольносразу представляешь себе, чем «те девицы» конкретно занимаются. И становитсяочень даже не по себе. За деньги, главное! Противно. Но вот девчонки-малярки израбочего общежития, к которым в прошлом году однажды привел Георгия ВалеркаКрамаренко, – они, если по-честному, были кто? Девчонки оказались симпатичные:маленькие ростиком, так что Георгий смотрел на них сверху вниз и чувствовалсебя в полном смысле слова на высоте, разбитные и веселые: слово скажешь – ониуже заливаются хохотом. Валера и Юрка Станкевич не забыли прихватить двебутылки портвейна: они в общежитии бывали не раз и отлично знали, что нравитсядевочкам. Георгий купил шоколадных конфет «Ласточка» и «Школьных» – повезло,как раз выбросили, он и в очереди-то почти не стоял, какие-то полчаса несчитаются. Сначала Георгий ужасно стеснялся, все три девчонки казались ему наодно лицо, но после пары рюмок портвейна он уже начал немножко ориентироватьсяв суете, пахнущей одеколоном «Гвоздика», и даже определил, что ему больше всехнравится, пожалуй, Зая. И хорошо, потому что Маруська должна была достатьсяВалере, а Люся – Юрке Станкевичу, ребята заранее предупредили, чтобы Георгий наэтих двух чувих и не думал заглядываться, а вот, мол, Зая – его.

– Вообще-то меня зовут Зоя, – пояснила девчонка междупрочим. – Но уж больно суровое имя, меня в школе дразнили Зоей Космодемьянской.Да ну, больно надо!

Георгий считал, что Зоя – очень красивое имя, но ладно,пусть она будет Зая, если ей так хочется… А впрочем, он ни разу ее по имени ине назвал. Кажется, вообще слова ей не сказал. Как-то не до того было! Всеслучилось очень быстро. Вот они с Заей еще переглядывались через стол, а вотона уже сидит рядом и ее нога прижимается к его ноге, ее бедро – к его бедру, авот она хохочет и повторяет: «Ну, ты и швыдкий, ну и ну!» Георгий крепкопризадумался: «Что такое «швыдкий»?» Но это было неважно, главное, она его ниразу не назвала ни Гошей, ни Гогой, ни Жорой, а то, наверное, он обиделся бы исплоховал. Но он не сплоховал, хотя и струхнул было, когда Зая вдруг откинуласьна спину и потянула его на себя. Вдобавок оказалось, что его рука уже у нее запазухой и при падении на Заю он руку чуть не вывихнул. «Когда я только успел?»– изумился Георгий, но тут же обо всем забыл, потому что Зая его заблудившуюсяруку из-за пазухи вынула и положила себе на живот, на трикотажные трусики. Подними что-то такое было… непонятное. Понять хотелось, но трусики мешали, Георгийих с Заи стащил, ну а дальше все было «как у людей», хотя удовольствия, есличестно, вышло чуть. А слов-то, слов на эту тему сказано и написано…

– Да ладно, не тушуйся, в первый раз так всегда и бывает, –утешил его потом Валерка, когда они тащились домой на последнем трамвае. – Намеще ничего, а девчонкам вообще худо попервости – им больно, и они орут знаешькак… И кровь идет…

– Да ты что? – почти с ужасом спросил Георгий. – Но Зая неорала, и крови вроде не было. А может, я не заметил?

– Ты что, решил, что девочку имел? – хохотнул Валера. – Да уЗаи таких, как ты, было-перебыло! Она, конечно, не шлюха, но давалка еще та. Уних в общежитии, такое ощущение, девочек совсем не осталось. Некоторые издеревни уже приезжают готовенькие, а некоторые сразу со здешними парняминачинают валандаться. Вообще девки в таких общежитиях чем хороши?Неприхотливые, цену себе не набивают. Бутылка, конфеты… Никаких кафе илиресторанов, вполне по карману нашему брату студенту. А то ведь со стипендии неслишком-то по ресторанам находишься!

Георгий прикинул расходы. Полкило «Школьных» и полкило«Ласточек» встали ему рубля в три. Стипендия – двадцать восемь. Да, с нее нешибко нашикуешь… Но это сугубо его карманные деньги, дома о них даже иразговора никогда не заходит: отчим считает, что у парня должны водитьсясвободные деньги. Ну что ж, дядя Коля получает хорошо, даже пенсия у него –ого-го, дай Бог каждому.