Но это не все.

В первый вечер мои компаньоны по путешествию увидели, как я хожу вокруг лагеря и пытаюсь поймать сигнал сети. Когда я отошел слишком далеко, гид сразу же посоветовал мне быть осторожным, потому что это было крайне опасно. Я сказал ему, что мне обязательно нужно позвонить матери. Как только я вернулся, некоторые люди из группы начали подтрунивать надо мной, говоря: «Должен позвонить своей мамочке, да?» Кто-то другой подхватил: «Соскучился по маме. Что за маменькин сынок!» Некоторые поддразнивали, остальные посмеивались.

– Нет-нет, я просто переживал за Нинну и должен был проверить, что она в порядке, – объяснил я.

– Нинна? – хором спросили трое или четверо.

И так получилось, что каждый вечер – в Африке! – я рассказывал о своем маленьком ежике, как я ее повстречал, выходил, как заботился о ней. Мини-сериал! Да, мы разговаривали о львах и грифах, бородавочниках и газелях… и о Нинне… до поздней ночи, когда пора было ложиться спать.

У нас сложился ритуал. Я искал место, где ловился сигнал, и звонил матери.

Наш разговор был коротким. «Привет, мама, как ты?» – «Хорошо. А ты?» – «Хорошо. Как Нинна?» – «Хорошо». – «Ладно. До завтра».

Затем я возвращался к накрытому столу, и все спрашивали: «Как там Нинна?»

Позже, когда наши разговоры стихали, становились отчетливей голоса ночи. Темнота была наполнена шорохами, криками, треском, воем. Однажды ночью нас испугал мощный львиный рык. Большой лев был совсем рядом. Раскаты его рева потрясли воздух и наше самообладание. Мы все замерли, вид у всех был растерянный. Полные удивления. И своего рода уважения. Кто-то едва скрывал страх в своих глазах. Гид сказал, что ситуация может быть опасной и нам следует укрыться в палатках. Там мы будем в безопасности. Так мы и сделали.

Той ночью некоторым из нас не спалось. Я ночевал в одной палатке с Энрико. Я разбудил его около трех часов:

– Энрико, слушай… теперь рычание отдалилось.

Действительно, оно было глубже, но тише. Приглушенное, но такое же мощное. Мы прислушались.

– Да, он уходит.

Затем мы расхохотались. На самом деле то был не голос короля джунглей, а храп одного из наших попутчиков, один из самых неординарных, какие я только слышал. Уверен, что его громогласное, ритмичное мурлыканье – или рычание – каждую ночь держало всех обитателей саванны на приличной дистанции.

Ближе к концу путешествия мы добрались до водопада Виктория. Но я не смог насладиться этим исключительным зрелищем. Безусловная красота этого каскада воды, его невероятная сила, оглушающий рокот, многочисленные радуги и облака тумана тронули мое сердце, но не захватили меня. Я был слишком обеспокоен, потому что не мог связаться с матерью уже три дня. Я постоянно звонил, но никто не отвечал. Я переживал, что что-то случилось.

Может быть, она не брала трубку, потому что не хотела сообщать плохих новостей о Нинне. Мое волнение усиливалось с каждым часом.

Неизбежно наступило время возвращаться домой. Я вышел из самолета и вместе со всеми загрузился в автобус до терминала. Я уселся позади и первым делом взял телефон и, покачиваясь, набрал телефон матери. Наконец она ответила.

– Мама, я звоню тебе целыми днями! Ты в порядке? Что-то случилось? – закричал я взволнованно.

– Да. Ну, кое-что случилось… – сказала она мягким голосом.

– Что? Что случилось?! – повторил я на взводе.

– У меня плохие новости, – продолжила она дрожащим голосом.

– Скажи мне, мама, ты заставляешь меня нервничать! Нинна умерла?! – прокричал я опять в отчаянии, глубоко дыша.

В автобусе повисла зловещая тишина. Никто не издавал ни звука. Один за другим мои спутники повернулись ко мне, замерев.

– Нинна умерла?! – прогремел я снова, готовый разрыдаться.

На том конце – тишина, полная напряжения.

Тихий шепот прошел по группе.

– Нинна умерла…

– Нинна умерла…

Скорбные лица.

Все полюбили маленького ежика, о котором я им рассказывал.

Я был в агонии, мои глаза округлились, во рту пересохло.

Мама продолжила:

– Это случилось так быстро…

– Мама, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

– Я упала и… сломала кисть.

– Пресвятая богородица! И все? Ты сломала кисть? Слава богу!

Наблюдающие за мной попутчики обменялись лучезарными улыбками, и некоторые из них сказали:

– Ничего страшного. Все в порядке! Нинна жива! Мать Массимо просто сломала руку!

Все в набитом битком автобусе вздохнули с облегчением.

– Что значит «и все»? – ответила она шепотом.

– Прости, прости, мама, мне жаль. Я просто боялся, что… Я имею в виду… ты знаешь, кисть можно вылечить. Я люблю тебя. Скоро буду, – ответил я с робкими угрызениями совести, но спокойно.

Мама ждала меня на пороге. Я пошел ей навстречу, чтобы обнять, но Лилли и Джек вклинились между нами. Они прыгали, извивались, лаяли и скулили без перерыва. Лилли каталась по земле животом вверх. Затем она перевернулась и в приступе радости стала тереться носом о мои ноги. Потом все повторялось по кругу. Только после нескольких заходов оживленных приветствий обе собаки успокоились, и я наконец обнял свою мать. Затем я увидел Франческо. Объятия продолжились.

– Как Нинна? – спросил я их обоих.

Нинна уже почувствовала мое присутствие. Наверное, она узнала мой голос или запах. Она вышла из картонного домика и прижималась к стенке клетки. Ее маленькие глазки были устремлены на меня, пока она усердно нюхала воздух.

– Нинна, Ниннааа, – позвал я ее, и мне показалось, что она хотела прорваться сквозь эту решетку любой ценой.

– Дай я достану ее тебе, – сказал Франческо, протянув ей руку, чтобы она забралась на его ладонь.

Он передал ее мне. Я взял ежонка и поднес к лицу. Нинна начала меня облизывать. Она остановилась только на мгновение, чтобы развернуться в моих руках, и затем снова принялась безудержно меня вылизывать. Мои пальцы тоже. Она была в высшей степени взбудоражена. Эмоции переполняли ее. Она выглядела счастливой. Как и я.

– Когда ты взял Нинну, она была спокойна. Она не пыталась убежать или свернуться в клубок? – спросил я Франческо, когда ежик начал успокаиваться.

– Да, мы подружились. Она мне доверяет.

– Она так выросла! Эти две недели вы действительно хорошо о ней заботились.