Мишей было два.

Миша первый был вдовец. Его прислала подруга моей мамы, с которой он вместе преподавал в Нью-йоркском университете. Ростом он был примерно метра полтора, худенький, с красивым нервным лицом и при ходьбе чуть прихрамывал. Разговаривал Миша очень строго. «Имейте в виду, — предупредил он меня ещё по телефону, — я не люблю толстых». — «По-моему, я не толстая», —возразила я. — «По-вашему не толстая или не толстая?» — настаивал Миша. «Не толстая!» — уверенно заявила я и, на всякий случай, уже ничего не ела до конца дня.

Назавтра Миша пришёл в гости.

— Здравствуйте, а вы не толстая! — заметил он, входя в квартиру.

— Я же вам обещала! — гордо сказала я со вздохом облегчения, глядя на Мишу сверху вниз.

Пока Миша гулял по квартире, я незаметно переодела туфли и стала пониже сантиметров на пять, но всё равно на полголовы выше, чем Миша.

— Давно одна? — спросил Миша.

— Давно. А вы?

— Недавно, — мрачно ответил Миша. — Мы с женой жили с моей мамой в одном подъезде. Она на четвёртом этаже, мы на третьем. Уехал в командировку на неделю. Приезжаю — дома никого нет. Звоню маме, спрашиваю: где Рита? А Рита умерла, говорит, ещё в четверг похоронили.

От неожиданности я села и уставилась на Мишу.

— Так не бывает!

— Бывает, — пробурчал Миша, — они всегда не ладили, а у Риты было плохое сердце.

«Так, — подумала я, — маму я уже не хочу».

— Вы живёте одна? — как бы между прочим поинтересовался Миша.

— Нет, — удивилась я, — разве вам не сказали, что у меня дочь четырнадцати лет.

— Ну что ж, — усмехнулся Миша, — ещё год-два, и вы от неё избавитесь.

— Как избавлюсь? — воскликнула я. — Я совсем не хочу от неё избавляться, и потом она ещё маленькая.

— Маленькая! — насмешливо повторил Миша. — Джульетте было четырнадцать, между прочим!

— Пример неудачный, — съязвила я.

— Почему? — вскипел Миша. Его явно раздражало моё нежелание избавиться от дочки.

— А потому, — назидательно ответила я, — что, как известно, Джульетта плохо кончила, «нет повести печальнее на свете», — помните? А послушай она маму, жила бы долго и счастливо.

— Оригинальная трактовка! — буркнул Миша. Настроение у нас обоих было испорчено, беседа не клеилась, мы быстро распрощались, и Миша ушёл.

Маминой подруге он сказал так: «Женщина симпатичная, но её нездоровая привязанность к дочке меня не устраивает».

Миша второй был настоящий богатырь, широкоплечий, румяный и кудрявый. Миша приехал из Ташкента пять лет назад. Как только мы встретились, он сразу же стал мне рассказывать, какой замечательный плов готовят в Ташкенте, и просто был одержим желанием приготовить его прямо сейчас, специально для меня. Миша так горячо меня уговаривал, что я согласилась.

За продуктами для плова поехали на Брайтон.

— Вы какие фрукты любите? — спросил Миша перед входом в магазин.

— Бананы и яблоки.

— А что вы пьёте?

— Всё равно, лишь бы диетическое, — кокетливо ответила я, польщённая таким вниманием, и Миша ушёл в магазин.

Через пятнадцать минут он вышел с пакетами, явно недовольный.

— Послушайте, — раздражённо начал он, садясь в машину, — почему у вас на Брайтоне все Сёмы? Куда не придёшь, только и слышишь: «Сёма, Сёма!» Что, имени другого нет, что ли? Да, кстати, я купил коку и сливы, они сегодня со скидкой, а всё, что попросили вы, — нет!

Последнее замечание показалось мне совсем некстати, но «дарёному коню в зубы не смотрят», и я промолчала.

Ехать оказалось не близко, и по дороге Миша рассказал мне свою историю. В последний год перед отъездом он влюбился в жену своего лучшего друга. Любовь оказалась взаимной, и, бросив всё, забрав двоих детей, они уехали в Америку. Любить жену друга издали и быть её мужем оказалось две разные вещи. Особенно мешали дети. Девочка, четырнадцати лет, хотела ходить на танцы. Танцы кончались поздно. Мама, то есть Мишина жена, не спала, нервничала, переживала, наконец, взбунтовалась и положила этому конец. Девочка плакала, жаловалась Мише. Миша считал, что если хочет танцевать, пусть танцует. Жена возражала и кричала, что Миша мешает ей воспитывать дочь. Это Мише казалось обидным. С мальчиком было ещё труднее. Он любил покушать и с удовольствием готовил себе сам. «Бывало, за стол не сядет, чтобы салатик себе не порезать, и не просто порезать, а как-то по-особеннному, тщательно так, ничего не забудет, накроет себе, как в ресторане, и ест как-то с особенным аппетитом!» — возмущенно рассказывал Миша. Когда мальчишке исполнилось восемнадцать лет, встал вопрос, кем быть.

— И тут, — продолжал свой рассказ Миша, — я ударил кулаком по столу. Раз так любит жрать, дорога одна — в повара, там и нажрётся, и заработает. Нет, сволочь, не хотел! В колледж, говорит, пойду, учиться. Жрать любил и учиться хотел! Ну, конечно, скандал, жена в слёзы, орали, орали, но я на своём стоял крепко. Надоело всё, к чёртовой матери, особенно эти дармоеды!

— Вы имеете в виду детей? — уточнила я.

— Да все они были дармоеды! Кроме меня, в семье работать не мог никто, а мнение своё имели. А я так считаю: кто телегу везёт, тот и дорогу выбирает, а не хотите — убирайтесь, откуда пришли. Вот они и уехали.

— Как уехали? — не поняла я.

— Обратно, в Союз, к папочке своему, пусть он их кормит!

— А жена? — удивилась я.

— И жена к своему муженьку поехала, не захотела с этими выродками расставаться. Туда им и дорога, мне здесь и одному хорошо, верно? — Миша крепко взял меня за руку и не отпускал до самого дома. Рука устала, было неудобно, я тихонечко пробовала освободиться, но не тут-то было. Миша сжал руку ещё крепче и так держал всю дорогу.

Жил Миша на 14-м этаже, возле океана. Квартира было огромная, в каждой комнате стоял большой телевизор.

— Можно включить? — спросила я.

— Дома посмотришь, — сказал Миша. Он взял громоздкое кресло и поставил его на пороге кухни. — Будешь сидеть и смотреть, как я готовлю.

Готовил он мастерски, быстро и очень ловко, но плов — дело долгое, мне надоело сидеть, и я встала.

— Куда? — услышала я.

— Хочу позвонить дочке.

— Сядь, — приказал Миша.

— Но я не хочу больше сидеть, — упорствовала я.

Миша положил ложку, молча подошёл ко мне и резким движением посадил меня обратно. Я почувствовала себя в клетке.

— Я твой плов не хочу, — надулась я.

— Ну ладно, встань, — разрешил Миша.

Я вышла на балкон. Внизу бушевал океан. Ветер трепал волосы и рвал одежду. «Улететь бы сейчас!» — внезапно подумала я, но с 14-го этажа улететь было не так-то просто.