Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимание – один из основных вопросов дисциплины, называемой когнитивной психологией, или психологией психических процессов. Бихевиоризм уподобляет разум черному ящику – непроницаемому и непознаваемому (и в конечном счете несущественному) устройству, механизм которого совершенно непостижим для науки – а значит, психология должна ограничиться изучением только входящих (раздражители) и исходящих (поведение) данных означенного ящика. Эту позицию не разделяет когнитивная психология, которая, избрав своей областью исследования ту самую terra incognita бихевиористов, занимается изучением процессов, протекающих в черном ящике разума. Однако при этом она в значительной степени полагается на теорию обработки информации, рассматривая разум в качестве системы обработки информации, схожей с компьютером.
Рождению когнитивной психологии предшествовали труды Жана Пиаже (см. тут), но для укоренения ей понадобилась новая почва, предоставленная теорией информации и вычислительных систем. В 1948 году Норберт Винер опубликовал свою знаменательную работу «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине», которая ввела в психологию такие термины, как входящие и исходящие данные. В том же году Эдвард Толмен провел классический эксперимент, поместив крыс в лабиринт и доказав, что животные могут обладать внутренними представлениями о поведении, названными им когнитивными картами. Обычно рождение когнитивной психологии связывают с опубликованной в 1956 году статьей Джорджа Миллера «Волшебное число 7 плюс-минус 2» о свойствах кратковременной, или рабочей, памяти. Однако официальным началом дисциплины стала книга Ульрика Найссера «Когнитивная психология», вышедшая в 1967 году.
Вернемся к невидимой горилле. Когда человек не видит того, чего практически невозможно не увидеть, это связывают с явлением, известным как «слепота невнимания». Если каналы сознательного восприятия оказываются заняты, все, что выпадает из этих каналов, остается незамеченным. Слепота невнимания проявилась и в других ситуациях – с людьми, раскрывающими зонтик, с призраками в кинотеатре и с клоунами на моноциклах. При дальнейшем проведении опыта с невидимой гориллой предупрежденные участники эксперимента гориллу все же заметили, но зато упустили из виду, что занавес, на фоне которого происходило действие, поменял цвет.
Некоторые из ранних психологических экспериментов касались филогенеза языка, или, другими словами, того, как человеческий язык развивался в веках. На протяжении истории некоторые властители, желая отыскать изначальный (в библейской терминологии, адамов) язык человечества, оказывались связаны с весьма неэтичными экспериментами, когда по высочайшему приказу детей принимались воспитывать в изоляции или в окружении глухонемых попечителей, чтобы узнать, на каком языке они заговорят.
Подобные эксперименты не только жестоки, но и не имеют научной ценности. Современные лингвисты, используя искусные методы сравнения языков, могут проследить происхождение того или иного языка и даже реконструировать ранние формы языка – праформы, – как, например, индоевропейский праязык. Но гораздо больший интерес для психологов представляет онтогенез языка: вопрос, каким образом дети овладевают языком столь быстро и практически без усилий. Новорожденные умеют распознавать речевые модели, услышанные в утробе, а в течение первого года жизни младенцы уже осваивают такие знаки, как слоговое ударение, делящее речевой поток на слова. К трем годам дети умеют пользоваться тем, что американский лингвист Ноам Хомский назвал в 1950 году «порождающей грамматикой» – сводом языковых правил, которые позволяют понимать и производить (порождать) абсолютно новые предложения.
Выросшие без языка
Как писал Геродот около 429 года до н. э., египетский фараон Псамметих выяснил, что двое детей, выросших вне какого-либо лингвистического окружения, употребляют фригийское слово «хлеб». Падишах империи Великих Моголов Акбар Великий (1542–1605) заметил, что дети, бывшие на попечении у глухонемых нянек, выработали язык жестов. Похожие истории существуют и об императоре Священной Римской империи Фредерике II (1194–1250), и о шотландском короле Якове IV, который, по словам историка Роберта Линдсея из Питскотти, в 1493 году приказал отправить на уединенный остров Инчкит в заливе Ферт-оф-Форт двух младенцев и глухонемую няньку. Линдсей писал: «Кто-то утверждает, будто они говорят на хорошем иврите; со своей стороны, знать не могу – только по рассказам». Но, как позднее заметил писатель-романист сэр Вальтер Скотт: «Они скорее начнут визжать подобно своей немой няньке или блеять подобно овцам или козам с острова». В условиях естественного эксперимента, когда дети растут, абсолютно не имея никакого контакта с людьми, как в случае с так называемыми дикими детьми, воспитанными волками или другими животными, они на самом деле демонстрируют полное отсутствие языка.
Необходимость объяснить такое удивительное явление, как человеческий язык, не имеющее соответствия в животном мире, послужила возникновению нескольких теорий. Когнитивная теория Жана Пиаже, исследователя возрастной психологии, рассматривает усвоение языка как часть общего обучения, когда ребенок узнает новое понятие и выучивает его вербальное обозначение, однако эта теория, по сути, не затрагивает усвоения грамматики. Бихевиорист Б. Ф. Скиннер утверждал, что такое усвоение происходит исключительно посредством имитации, повторения и закрепления; на это Ноам Хомский возразил тем, что язык, который воздействует на младенцев, безнадежно неприменим к изучению грамматики. Таким образом, в 1960-х годах Хомский выдвинул предположение, что люди рождаются с психической структурой, названной им «механизмом усвоения языка», где в закодированном виде находится врожденная «универсальная грамматика».
Хотя теория Хомского о механизме усвоения языка оказала в науке огромное влияние, многие из его предположений были опровергнуты или по крайней мере подвергнуты сомнению. Очевидно, что входящие данные, которые воздействуют на младенцев, намного разнообразнее, чем полагал Хомский, и что младенцы крайне чувствительны к сигналам (таким, как просодия и синтаксис), которые нужны им, чтобы, используя общий механизм обучения, перейти от данных, принятых от родителей, к рабочей грамматике.
Знаменитое изречение философа Людвига Витгенштейна «пределы моего языка есть пределы моего мира» («Логико-философский трактат», 1922) подразумевает, что концептуальная вселенная ограничена языком. Размышлять о размышлении в отсутствие слов кажется невозможным: неужели правда самая мысль неразрывно связана с языком? Можно ли иметь представление о чем-то, что не названо словом? Одно из сильнейших направлений психологии вслед за Витгенштейном утверждает, что мысль зависит от языка, или даже определяется им целиком. Такая точка зрения носит название «лингвистический детерминизм» (то есть познание определяется языком).