Через полчаса быстрой езды Миша свернул с асфальтовой трассы на проселок, ведущий в тихое, но большое село.

Боровлянка когда-то была немецкой деревней — дома большие, добротные, заборы ладные каменные, улицы ровные. Но с началом «лихих девяностых» немцы массово снялись с насиженных веками мест и подались за сытым куском в фатерланд. При Ельцине в деревне построили церковь, и Боровлянка стала селом. Только появление попа не спасло поселение: душевные заботы — одно, а отсутствие трудовой занятости, которая приносит живую денежку, — это другое. Село чахло. Прошел кризис 2008-го, не заметили подъема 2011-го, затянули пояса в 2012-м!.. Село умирало. Что тут скажешь — естественный процесс…

Миша предусмотрительно оставил машину в роще у железной дороги — до дома родителей Стекловой можно было крадучись пробраться сквозь плотные заросли орешника. Миша хотел улучить момент, когда супруга Стеклова (предполагаемого убийцы Пашки Хрена) выйдет в огород, и тут ее окликнуть, потому что в открытую прийти боялся — старики, чего доброго, могли рассказать людям Молнии, которые приедут позже (в этом он не сомневался!), о его приезде в это тихое живописное поселение.

Миша засел у самого забора — низенького, серого штакетника, за которым цвела картошка. В окнах старого бревенчатого дома кто-то маячил, но кто, понять было невозможно.

За соседним забором, таким же низким, сразу располагались бревенчатые сараи и дощатый туалет. В доме соседей гремела бешеная музыка, заглушая все звуки вокруг, — там веселились, отчаянно и безбашенно.

В доме родителей жены Стеклова скрипнула калитка, ведущая со двора в огород. Миша насторожился. Он узнал ее — жена Стеклова шла между рядов картошки. У самого забора она остановилась, нагнулась, подняла шланг, из которого струилась ледяная вода, отпила немного и бросила его в следующий рядок.

— Можно вас? — Миша призывно махнул, показываясь из-за забора.

— Ой! — испугалась женщина.

— Не бойтесь.

— Что вам? — Она собиралась убежать.

Миша понял: надо сказать такое, что ее убедит сразу.

— Я от вашего супруга.

— От Севы? Что с ним? Кто вы?

— Он в полиции. А вас ищут те гады, что изнасиловали вас на складах.

Жена Стеклова содрогнулась.

— Откуда вы знаете?

— Я говорю правду — вас ищут, чтобы убить.

Честное слово! Вы должны мне поверить!

Смятение и ужас отразились на побледневшем лице женщины. Она спросила шепотом:

— Что же делать? Меня здесь найдут?

— Я помогу вам сесть на поезд. Придется на время затаиться. Уезжайте подальше, снимите комнату.

— А дальше?

— Вам надо бежать, и немедленно.

— А если мне тоже в полицию?

— Ваш муж подозревается в преступлении… — Преступлении?! — еще более поразилась Стеклова.

— Да. Потому его держат в камере. А вас прятать никто не станет. Придется прятаться самой!

— Пойдемте в дом. — Стеклова взволнованно оглянулась на дом своих родителей.

Мише было искренне жаль эту женщину. Она просто помогала мужу-аферисту, а теперь им грозит перспектива уголовного преследования в лучшем случае, а в худшем — смерть, и смерть жестокая, мучительная. Молния — тот еще монстр.

— В дом я не пойду. Меня не должны видеть. Идите быстрее, собирайтесь, я вас здесь подожду.

— А Севу из-за минералки в полицию забрали?

— Из-за нее. — Миша не стал упоминать о смерти варнака Пашки.

— Что тем гадам надо? Измучили нас. Что с нас еще взять? Все забрали, оскорбили, унизили… — Стеклова зарыдала.

— Они боятся, что ваш муж расскажет о них в полиции, поэтому хотят взять вас в заложницы. Надо спасаться. Пересидеть. Выждать время.

— А родители?

— Их не тронут. А вас схватят, и что будет дальше, я даже страшусь предположить.

— Господи. Сейчас! Подождите…

Через десять минут Миша и жена Стеклова, которую звали Лена, выбрались задами из села и на «тойоте» домчались до полустанка, на котором Миша успешно посадил ее без билета в купейный вагон. Лена плакала от страха и неизвестности, но выбора у нее не было.

Стеклова, во избежание ненужных осложнений, держали в отдельной камере, хотя в СИЗО лишнего места днем с огнем было не сыскать, но ради такого клиента пошли на «жертву».

Ася решила допросить его прямо в камере. Когда она вошла в это сырое, холодное помещение, сжимая под мышкой папку с бумагами, в ее голове сразу же возникли сомнения относительно причастности Стеклова к убийству бандита. Тот, некий Павел Суроков, по прозвищу Пашка Хрен, был здоровее дохляка Стеклова. И весь вид Стеклова говорил о его невиновности: как может такое ничтожество замочить мускулистого амбала? Но, с другой стороны, Ася не верила первому впечатлению: не раз оказывалось, что симпатичные девчата с невинными глазами на поверку оказывались проститутками и ворьем, а такие вот горе-мужички — хладнокровными убийцами или боссами мафиозных кланов.

Стеклов встал, глупо кивнул, чуть не поклонился. Ася усмехнулась — еще не обучен тонкостям жизни за решеткой.

— Садитесь, Стеклов. Я следователь Антонова, веду ваше дело.

Стеклов облизнул сухие губы, покорно сел на свое место. Ася расположилась напротив на табуретке, закинула ногу на ногу и, успев уловить невольное движение глаз Стеклова, опустила себе на колено папку с бумагами. Раскрыв ее, быстро настрочила авторучкой протокол.

— Извините, можно вопрос? — вдруг робко спросил Стеклов.

— Пожалуйста, — разрешила Ася.

— Я не могу понять, за что я задержан. Почему я здесь?

Вот оно! Тот еще фрукт — тертый! Не понимает он, за что задержан. И глаза такие честные-честные.

— Разве вам не объяснили причину вашего задержания? — усмехнулась Ася. Это в стиле Коростылева, подумала она, его опера молча завернут руки на спину, голову запихнут между колен и в машину — оправдывайся, что ты не верблюд, когда через двадцать минут окажешься в СИЗО.

— Объяснили в общих чертах, — промямлил Стеклов.

— Изготовление фальсифицированной минеральной воды, то есть двойной криминал — незаконное предпринимательство и умышленное нанесение ущерба здоровью граждан путем производства и продажи пищевых суррогатов, уклонение от уплаты налогов — это само собой. Но главное — убийство Сурокова Павла Анатольевича, причем с элементами садизма.

Стеклов от последних фраз содрогнулся, испуганно дернулся, даже непроизвольно попытался закрыться рукой.

— Как убийство?

— Вы его просто попугать хотели?

— Я никого не убивал! Нет! — закричал Стеклов.