скорбном путешествии ее поддерживал и сопровождал Модест Юстус.

Впоследствии им было разрешено поселиться в небольшом поместье Модеста, неподалеку от Рима.

В ноябре, завершив Пальмирскую кампанию, армия Аврелиана отправилась во Фракию воевать с племенами карпов[24]. По дороге туда Констанций сумел навестить в Дрепане свою семью.

Короткое счастье Елены длилось всего одну ночь. Утром упитанный младенец с пристальным взглядом с удовольствием сидел на руках отца, исследуя пальчиками его блестящую броню. Констанций передал сына Елене, вскочил на коня и вскоре исчез из виду.

Война была близко — через Босфор. Опасаясь осады, Елена и Теодор сделали закладку в тайник под кузней: спрятали на черный день мешочек серебра и несколько амфор с зерном, вином и оливковым маслом.

Елена получала редкие письма от Констанция. Каждый раз они приходили из разных мест: из Фракии, Галлии, Египетской Александрии. Последнее письмо пришло в октябре пятого года правления императора Аврелиана. В нем сообщалось, что Констанций ждет Елену и сына в Риме.

Capitolo XV

Эгейское море.

Лайнер «Олимпик». Наше время

На обеде Нинель Николаевна не появилась, впрочем, как и на завтраке. Лидия на вопрос о бабушке ответила, что та работает над каким-то документом.

Богдан и Элина переглянулись, наверняка понимая, о чем идет речь.

— Завтра в полдень «Олимпик» прибудет в Тель-Авив, — сказал Теофилус Чезарини. — Надеюсь, никто из вас не пропустит поездку в Иерусалим. В этом городе случилось величайшее чудо — Воскрешение Христово.

Все вежливо закивали, давая понять, что поедут в Иерусалим, и только Ердын Экинджи заговорил. Он был по обыкновению многословен, однако на этот раз выдал полезную информацию.

— Сейчас в Храме Гроба Господня идет реконструкция часовни. Состояние кувуклии[25] сильно ухудшалось, а представители конфессий никак не могли договориться. И вот наконец свершилось — начали реставрацию.

— Откуда вы это знаете? — поинтересовалась Элина.

— Мой товарищ по университету, теперь ученый, занят в реставрационных работах. Он правоверный мусульманин, но считает это великой честью.

— Значит, нас не пропустят в Храм? — забеспокоилась Лидия.

— Почему же? Насколько мне известно, доступ в часовню не прекращен.

— И это правильно, — одобрительно заметил епископ. — Гроб Господень — главная святыня христианского мира. Часовню должны посещать паломники.

Девочка удивилась:

— А мы разве паломники?

В поисках ответа на вопрос Элина порылась в телефоне и вскоре прочла:

— Паломник — богомолец, странствующий по так называемым святым местам.

— Позвольте… — строже обычного заметил епископ. — Выражение «так называемое святое место» не приемлемо, когда речь идет о Гробе Господнем.

— Определение из интернетной статьи, — пояснила Элина.

— Обычно в присутствии священника такого не говорят. Вам как воспитанному человеку следует придерживаться общепринятых правил.

— Простите… — Элина чуть стушевалась и опустила глаза.

В попытке смягчить сказанное Теофилус Чезарини продолжил:

— Надеюсь, вы понимаете, что я не мог не отреагировать на ваши слова.

— Да, конечно. Мне следовало подумать, прежде чем сказать их в вашем присутствии.

Богдан сдержанно усмехнулся:

— Бог търпи, но не спи…

— Бог терпит, но не спит, — перевела Лидия. — Я знаю, это болгарская поговорка.

Ердын Экинджи снова заговорил, привлекая к себе внимание:

— Если желаете, я могу договориться с приятелем, и он устроит нам экскурсию в подземелье Храма Гроба Господня.

— Люблю подземелья, в них страшно! — воскликнула девочка, однако турок ожидал реакции от Элины.

— Хотите? — Ердын обратился к ней.

— Отчего нет? Было бы интересно. — Элина взглянула на Богдана.

Тот лишь недоуменно пожал плечами:

— Зачем?..

После обеда, не выдержав пытки ожиданием, Богдан и Элина отправились к Нинель Николаевне с тем, чтобы узнать хотя бы часть информации.

Профессорша ничуть не удивилась и пригласила их в каюту. Внучке велела пойти в библиотеку или в бар, где продавалось мороженое. Лидия выбрала второе, при этом осталась недовольна: ей не удалось провести время рядом с Богданом.

Убедившись в том, что девочка вышла и не подслушивает, Нинель Николаевна с преувеличенной серьезностью уведомила визитеров:

— Помню, что вопрос конфиденциальный, можете не тревожиться. Когда мне стало известно содержание документа, я поняла причину ваших опасений.

— Значит, перевели? — спросила Элина.

— Полностью. Но еще не подготовила чистовой вариант. Надо перепроверить значения нескольких слов. Иногда неправильная трактовка в корне меняет контекст.

— Меня интересует общее содержание, — поспешив, вмешался Богдан.

— Я расскажу… Однако сначала сделаю важное заявление.

Элина и Богдан сосредоточились на том, что скажет профессорша.

Та приложила руку к груди и склонила голову.

— Каюсь… Не спросив вашего разрешения, я выслала одному ученому снимок печати с пергамента. — В ожидании ответной реакции, Нинель Николаевна уточнила: — Только печать, никакого текста!

— И что ваш ученый? — осторожно поинтересовалась Элина.

— Я догадывалась, но профессор Верейский подтвердил, что на пергаменте, скорее всего, личная печать Равноапостольной царицы Елены.

— Какова вероятность? — спросил Богдан.

— Скажем так: она очень высокая, но Верейскому необходимо видеть оригинал. Он есть?

Богдан молча кивнул и перевел взгляд на Элину.

Она спросила:

— Что в свитке?

— Письмо царицы Елены к сыну, императору Константину, отправленное из Иерусалима.

— О чем она пишет?

— В письме Елена рассказывает сыну о своей поездке в Иерусалим, речь идет об отыскании христианских святынь. Текст очень простой, похож на современный командировочный отчет. Учитывая тему, я бы оценила его как чрезмерно обыденное. Обретение святынь Елена описывает так же прозаично, как я в разговоре с епископом.

— Удивительно… — Элина обвела взглядом комнату и остановила взгляд на Богдане.

— Содержание письма и сама его форма серьезно подрывает устои современного христианства, — продолжила профессорша. — Это практически катастрофа для высшего духовенства. И если это письмо сделать достоянием общественности, церкви придется трактовать написанное, а это будет непросто.

— Но зачем это письмо понадобилось Серхату?

Нинель Николаевна уверенно заявила:

— Я не сомневаюсь, что многие люди или организации пойдут на крайние меры, чтобы добраться до этого пергамента, упрятать его подальше или даже уничтожить.

— Да… — протянул Богдан и обратился к профессорше: — Было бы хорошо, если бы вы дали мне номер вашего телефона.

— Зачем?

— Я перешлю фотографию второго документа.

— А был и второй? — Нинель Николаевна оживилась и продиктовала свой номер.

Элина с упреком осведомилась:

— Почему не сказал мне?

— Потом объясню… — болгарин отправил снимок и поднял глаза на профессоршу. —