— Я как раз шла за тобой, — шепнула она. — У тебя визитеры.

— Визитеры? — повторила Уитни, впадая в панику. Одно делошептать всем известные банальности во время танцев, и совершенно другое —пытаться очаровать и заинтересовать этих молодых людей, снизошедших до того,чтобы нанести ей утренний визит.

— Что сказать им? — умоляюще пробормотала Уитни. — Чтоделать?

— Делать? — засмеялась Энн, отступая в сторону и обнимаяУитни за талию. — Да просто будь собой, дорогая.

Уитни нерешительно вошла в комнату.

— Я хотела отправиться на прогулку в парк, — объяснила онатроим поклонникам, с которыми танцевала прошлой ночью.

Молодые люди вскочили при ее приближении, и каждыйпротягивал букет цветов. Уитни едва заметно улыбнулась.

— Кажется, вы все только сейчас явились оттуда? На лицахвсех троих отразилось искреннее недоумение. Лишь через несколько минут до нихнаконец дошло, что она шутливо предположила, будто им пришло в голову нарватьцветов на парковых клумбах. И тут — о чудо из чудес! — они засмеялись и началидобродушно спорить о том, кому достанется честь прогуляться с ней по парку.

Уитни, справедливости ради, с радостью разрешила всем троимсопровождать ее.

В этом году мисс Стоун была признана «оригинальной». Во времена,когда молодые дамы были самим воплощением изящной хрупкости и кокетливойзастенчивости, Уитни казалась жизнерадостной и порывистой. Ее сверстницыстарались вести себя как можно скромнее, Уитни же не скрывала ни ума, нипрямоты.

В течение следующего года Энн продолжала наблюдать, какприрода, действуя в союзе со временем, выполнила свое обещание, превратив юноеличико Уитни в образец истинной красоты. Пушистые черные ресницы оттенялиневероятно выразительные глаза, изменявшие цвет от зелени морской волны дотемно-нефритового, сверкавшие из-под грациозно изогнутых темных бровей. Локоныоттенка полированного красного дерева обрамляли лицо с изысканно-скульптурнымичертами, нежным, чуть большеватым ртом и кожей, гладкой, словно атлас цветасливок. Она по-прежнему была тоненькой, но фигура округлилась и приобрела всесоблазнительные изгибы и впадины. В этом году ее провозгласили «несравненной».

Поклонники не уставали петь дифирамбы ее красоте и прелестии твердили, что она царит в их снах. Уитни терпеливо выслушивала пространныекомплименты и страстные клятвы в вечной верности с улыбкой, отчасти выражавшейнедоверчивое изумление, отчасти благодарность за их доброту.

Она напоминала Энн неуловимую тропическую птичку,потрясенную и счастливую собственным успехом. Иногда она, забыв обосторожности, слетала вниз, но как только очередной поклонник протягивал руку,чтобы ее схватить, птичка мгновенно вспархивала и улетала.

Она была прекрасна, и мужчины покидали не менее красивыхженщин, чтобы добиться ее расположения, покоренные духом истинного веселья,окружавшего Уитни, и неподдельной искренностью ее манер.

К началу четвертого года пребывания Уитни в Париже завоеватьее стало делом чести более мудрых, искушенных мужчин, стремившихся покорить еепросто из желания доказать, что оказались в выигрыше там, где проиграли другие,и неожиданно для себя обнаружить, как страстно влюблены в эту молодую женщину,не проявляющую ни малейшего желания ответить на их чувства. Все понимали, чтоУитни скоро придется выйти замуж, в конце концов, ей уже девятнадцать. Дажелорд Джилберт начинал потихоньку тревожиться, но, когда он заметил жене, что,по его мнению, Уитни слишком разборчива, леди Энн лишь улыбнулась.

И все потому, что ей казалось, будто Уитни питаетнесомненную симпатию к Николя Дю Биллю.

Внезапно осознав, что в третий раз за последние десять минутвновь потеряла нить разговора, Уитни виновато покосилась в сторону приехавших свизитом девушек. К счастью, все были слишком поглощены подробным и восторженнымописанием прелестей Терезы и ее новой жизни в качестве замужней женщины и,казалось, совершенно не замечали рассеянности Уитни.

Уитни нервно теребила письмо от Эмили, только что врученноеей, гадая, как всегда, уж не в нем ли содержится известие о помолвке Пола. Не всилах больше выносить неизвестности, она поспешно распечатала конверт и сбешено заколотившимся сердцем начала читать:

«Дражайшая Уитни! С этих пор я требую от тебя всяческогопочтения и низких поклонов, поскольку ты должна отныне обращаться ко мне» ледиЭмили, баронесса Арчибалд, счастливейшая из всех женщин на земле «. Лишь в этомслучае я смогу поверить, что все это действительно правда».

Следующие две страницы были заполнены бесконечнымиславословиями в адрес мужа Эмили и подробностями церемонии, произведенной поспециальному разрешению.

«Все, что ты писала о Франции, верно и для Англии, — писалаЭмили, — и, как чудовищно это ни звучит, всякий джентльмен, имеющий титул,считается выгодной партией, но даю слово, что ты, познакомившись с моим мужем,согласишься: лучшего человека нет во всем мире, и он был бы таким же безвсякого титула».

Уитни невольно улыбнулась, прекрасно понимая, что Эмилиникогда не вышла бы за своего барона, если бы не любила его.

«Но достаточно обо мне, — продолжала Эмили. — Я простообязана сообщить тебе кое-что, о чем забыла упомянуть в предыдущем письме. Я вкомпании шести девиц из нашей округи поехала на раут в один изаристократических лондонских домов, где хозяйка представила нам джентльмена,немедленно завоевавшего сердца и воображение дам. И неудивительно — он былочень высок и красив да еще происходил из известной французской семьи! Уитни,это был мистер Николя Дю Вилль! Я, будучи совершенно уверена, что это тот самыйджентльмен, о котором ты упоминала в письмах, осведомилась, знаком ли он стобой. Он ответил утвердительно, и Маргарет Мерритон вместе с остальныминемедленно окружили его, стараясь выразить свое сочувствие.

Как бы ты смеялась, увидев, что мистер Дю Вилль сначалаокинул их взглядом, способным любого обратить в камень, а потом буквальноуничтожил рассказами о твоих бесчисленных парижских поклонниках и победах. Ондаже намекнул, будто безумно увлечен тобой, что заставило девиц в полном смыслепозеленеть от ревности и зависти. Неужели то, что он сказал, правда? И почемуты не признавалась, что весь Париж у твоих ног?»

Уитни улыбнулась. Хотя Ники упоминал, что встретил Эмили вЛондоне, он не заикнулся о знакомстве с ее смертельным врагом Маргарет Мерритони остальными девушками. Однако радость, вызванная сознанием того, что оннемедленно бросился на ее защиту, исчезла, как только девушка попыталасьрешить, действительно ли Ники хочет стать для нее больше чем другом. Почти тригода он был всего лишь красивым видением, появлявшимся без предупреждения,чтобы пригласить ее на танец или подшутить над очередным поклонником. Потом онтак же неожиданно исчезал с какой-нибудь ослепительной дамой, собственническивцепившейся в его руку.