— Судя по вашей нерешительности, можно предположить, что всеваши танцы уже обещаны. Ну что же, возможно, в другой раз.

Уитни поняла, что Николя отказывается от приглашения, и тутже решила, что ее первое впечатление о нем было правильным.

— Я не обещала ни одного танца, — сразила она гостяоткровенным признанием. — Видите ли, вы первый джентльмен, которого я встретилав Париже.

Она намеренно подчеркнула не очень популярное во Франциислово «джентльмен», и это не ускользнуло от Ники, который, неожиданно откинувголову, весело расхохотался.

— Вот и браслет, — объявила леди Джилберт, появляясь вкомнате. — И, Николя, пожалуйста, напомните Терезе, что застежка сломана.

Ники взял браслет и откланялся. Он уселся в коляску и, велевгруму везти его в родительский дом, откинулся .на кожаные подушки. Они миновалипарк, извилистые аллеи которого обрамляли весенние цветы. Две хорошенькиеженщины, его знакомые, помахали в знак приветствия ручками, затянутыми всветлые перчатки, но Ники едва заметил сцену, словно сошедшую с картинГейнсборо. Мысли его были заняты юной англичанкой, которую он только чтовстретил.

Как ни пытался Николя, все же так и не смог понять, какимобразом его пустоголовая болтушка сестра и Уитни Стоун стали такими близкимиподругами. Обе отличались друг от друга, как лимонад и крепкое французскоевино. Тереза — милое, хорошенькое создание, сладкое, как лимонад, но в ней небыло скрытых глубин, способных пробудить интерес в мужчине.

С другой стороны, Уитни Стоун оказалась настоящей сокровищницейконтрастов. Она сверкала, словно густое рубиновое бургундское, обещающееневиданные наслаждения и опасные приключения. Для семнадцатилетней девушки онапереносила его презрительные реплики и издевательства с необыкновеннойсдержанностью и немалым мужеством. Всего несколько лет, и она превратится внеотразимую женщину.

Николя усмехнулся, вспомнив, как язвительно парировала онаего замечание относительно учебника этикета. Жаль будет, если такая редкостнаядрагоценность останется незамеченной среди толпы дебютанток на завтрашнем балу,и лишь потому, что она не француженка!

Великолепные гобелены украшали одну стену гигантской бальнойзалы, а противоположная, зеркальная, отражала пламя тысяч свечей в сверкающихлюстрах. Увидев себя в одном из зеркал, Уитни попыталась определить, как онавыглядит. Ее белый шелковый бальный наряд был отделан широкими фестонами,скрепленными розовыми шелковыми розами в тон тем, что украшали тяжелые локоны,собранные в корону на голове. Девушка с удивлением увидела собственноеспокойное лицо, совершенно не отражавшее того волнения, что бушевало в душе.

— Все будет прекрасно, вот увидишь, — шепнула тетя Энн.

Но Уитни придерживалась совершенно противоположного мнения.Как она может соперничать с этими ослепительными блондинками и рыжеволосымипрелестницами, притворно-застенчивыми миниатюрными брюнетками, веселосмеявшимися и непринужденно болтавшими с красивыми молодыми людьми в черныхфраках с яркими шелковыми жилетами всех цветов и оттенков. Уитни твердила, чтоне станет расстраиваться из-за таких пустяков, как дурацкий бал, но в душезнала, что лжет себе. Ей далеко не все равно!

Тереза и ее мать появились всего за несколько секунд передтем, как музыканты подняли инструменты, готовясь сыграть первый танец.

— У меня чудесные новости, — выдохнула Тереза. Сегодня онаказалась хрупкой фарфоровой статуэткой: белое кружевное платье, разрумянившеесяличико и блестящие локоны, искусно уложенные на головке.

— Моя горничная, кузина камердинера Ники, сказала мне, чтоНики сегодня обязательно будет на балу, да еще привезет с собой троихприятелей. Он сыграл с ними в кости на пятьсот франков, они проиграли и теперьвынуждены приехать и танцевать с тобой…

Она осеклась и, философски пожав плечами, наградилаочаровательным реверансом молодого человека, пригласившего ее на танец.

Уитни все еще не могла опомниться от смущения после стольневероятного известия, когда раздались первые аккорды музыки и дебютантки всопровождении своих партнеров направились к центру зала. Не все, конечно…

Уитни беспомощно взглянула на тетю Энн, чувствуя, какбагровеют щеки. Отправляясь сюда, она, конечно, знала, что приглашение напервый танец вовсе не обязательно последует, однако не ожидала, что на душебудет так отвратительно-мерзко оттого, что ее оставили стоять здесь, у стены, стетей и мадам Дю Вилль. Чувство было до боли знакомым — она словно вновьперенеслась в Англию, домой, где приглашения от соседей были крайне редки и,даже если она их принимала, к ней неизменно относились с пренебрежением илиполным безразличием.

Тереза танцевала второй и третий танцы, а Уитни продолжалаподпирать стену. Когда музыканты заиграли четвертый танец, унижение сталоневыносимым. Наклонившись к тете Энн, Уитни хотела было попросить разрешениявыйти в сад, но в этот момент у входа началось нечто вроде суматохи, и девушкас любопытством проследила за взглядами большинства гостей.

Под сводчатым портиком стоял Николя Дю Вилль в компании трехмолодых людей. Облаченные в элегантные вечерние костюмы, они непринужденно, сполнейшим безразличием, словно не замечая, что стали предметом всеобщеговнимания, обозревали толпу хихикающих дебютанток, юных денди и озабоченныхмамаш. Заметив наконец Уитни, Николя слегка наклонил голову в знак приветствия,и вся четверка устремилась вперед.

Уитни вжалась в стену, подавляя ребяческое желаниеспрятаться за спину тети Энн. Она просто не могла рисковать еще однимстолкновением с Николя Дю Биллем. Вчера она была слишком изумленанесправедливыми нападками, сегодня гордость и самообладание были практическиуничтожены, и в довершение ко всем унижениям она не могла не отметить, какимэлегантным и красивым выглядел Николя в черном фраке.

Она с ужасом наблюдала, как вновь прибывшие прокладываютсебе дорогу в притихшей толпе, отметив разницу между ними и остальнымимужчинами в бальной зале. Николя и его друзья были несколькими годами старше,чем эти юноши, увлеченно ухаживающие за еще более молодыми девушками, и, крометого, их словно окружала аура утонченной искушенности, еще более выделявшая ихиз присутствующих гостей.

— Ники, глазам своим не верю! Я была бы меньше удивлена,появись здесь сам дьявол! — Мадам Дю Вилль восторженно рассмеялась.

— Благодарю, мама, — сухо пробормотал он, слегкапоклонившись и резко повернувшись к Уитни, взял ее холодную руку, поднес кгубам и раздражающе-ехидно хмыкнул:

— Перестаньте смотреть на меня так, будто увидели привидение,мадемуазель! Вы должны вести себя с совершенным равнодушием, словно всепроисходящее в порядке вещей.