Нет, я лучше сначала переведу дыхание. Потому что на пороге возникло чудо. Лохматое, длинное и рыжее. Такого ослепительно рыжего цвета, что мне захотелось дотронуться до этих необыкновенных волос. Они казались опустившимся на голову солнцем. Из-под этого великолепия удивленно смотрели самые красивые глаза в мире.

— Привет! — произнесло чудо. — Ма, у тебя завелись хорошенькие подружки?

— Стас, — строго протянула Людмила Сергеевна, — веди себя хоть чуточку вежливее.

— С чего бы это? — хмыкнул он. — Я ж дитя пролетариата. Трудовой народ в его прямом воплощении. Вежливость, мама, это качество давно вымершей аристократии.

— Стас, пожалуйста…

Людмила Сергеевна молитвенно прижала к груди ладони.

— Ладно, — смягчился он. — Я буду сдерживаться ради тебя. Хотя этот подвиг для меня почти непосилен…

Он наклонил голову с неожиданным изяществом испанского гранда и спросил:

— Не будете ли вы так любезны составить мне компанию, милые дамы? Так хочется кофе, что я могу умереть от недостатка кофеина в организме…

Я согласилась. Но добавила:

— Только мне запрещено разговаривать с вами в отсутствие Ирины.

— О боже! Вы — юная поросль партии? — испугался он. — Ирина боится за вашу девственность и целомудрие? Не верьте ей, я — воплощение скромности. Девственности я лишаю только в том случае, если меня об этом настоятельно просят. А ваших странных для такого милого существа политических взглядов я касаться не стану. Будем считать, что это только ошибки, свойственные юности. Может быть, это у вас своеобразное проявление нонконформизма? Мы вот уходили в хиппи, а вы — в Партию трудового народа… Так что не бойтесь. Я отнесусь к вашим детским болезням с должным пониманием и не стану вредить Ирине, лишая ее вашего юного энтузиазма строительницы коммунизма.

Честное слово, я не могла понять, откуда у Халивина появился такой очаровательный сынишка. Посмотрев на Людмилу Сергеевну, я даже заподозрила, что она согрешила с проезжим гусаром.

Стас уселся напротив и начал разглядывать меня с нескрываемым интересом.

Фейс-контроль он проводил очень пристрастно и неожиданно заключил:

— Нет, вы не член папочкиной партии. У вас в глазах осмысленное выражение. И вы часто улыбаетесь. Тем более любопытно, что вы делаете в этом злачном месте?

— Танечку наняли искать папину дискету, — объяснила Людмила Сергеевна.

— А чего ее искать? Ее украл я, — объявил Стас, с легкой насмешкой глядя прямо в мои глаза.

После такой заявочки мои подозрения на его счет начали рассеиваться.

— Стас, как ты себя ведешь? — Глаза Людмилы Сергеевны смеялись.

— Мамочка, ну кто в нашей семье больше всего похож на преступника? Я.

— Замечательно, — улыбнулась и я. — А можно поинтересоваться, зачем она вам понадобилась?

— Сейчас придумаю. Ну, просто так. Чтобы навредить папе. Я посмотрел на эту дискету и сразу понял, что там самые любимые цитаты из творений Анпилова и Баркашова. Папа не может заснуть, не прочтя что-нибудь из «речений мудрых». Я ее свистнул и припрятал, а теперь злорадствую. Все, вы меня нашли, можете быть свободны. За деньгами заглянете попозже, когда я ограблю партийную кассу.

— Мне еще бы дискету, — вздохнула я.

— А как эта дискета выглядела? — поинтересовался он.

— Вы же ее украли. Должны знать.

— А я ее крал, не глядя, — вывернулся Стас. — От стыда за совершенный поступок закрыл глаза и не помню, куда положил. Может, я ее вообще спустил в мусоропровод.

— Вы смеетесь, а меня не отпустят, пока я не найду эту гадость, — вздохнула я.

— Правда? — удивился он. — Не имеют права. Они же воюют за права человека. Значит, вы можете идти куда угодно. Встретите Ирину — объясните, что вас отпустил я. Прочел вам материалы Гаагской конференции и выгнал. Ну? Что же вы сидите? Уже не можете идти?

— Могу. Но у вас будут неприятности.

— Это для меня не ново, — беспечно махнул рукой Стас. — Мои неприятности начались сразу в момент рождения. Я родился, посмотрел на стену и увидел там портрет Железного Феликса. Мне сразу стало понятно, что мир, в котором я появился, полон несправедливости и абсолютно неподкупен. Я захотел обратно, но было уже поздно… На мои обаятельные младенческие улыбки мир, воплощенный в портрете чахоточного палача, не купился…

Все это Стас произносил с такой серьезной физиономией, что я начала понимать, как действует он на эту компанию…

В дверь позвонили.

— Сейчас, — поспешила Людмила Сергеевна.

Вошла Ирина и уставилась на Стаса, время от времени переводя разъяренный взгляд на меня.

— Она осталась чиста, мой добрый ангел, — проворковал Стас, — я не изменил тебе, крошка.

— Шут! — фыркнула Ирина.

— У каждого свой бизнес, — пожал он плечами. И встал.

— Увы, мне пора.

— Если из-за меня, то не трудись. Я пришла только узнать, как дела у Татьяны, — бросила Ирина.

— Иногда я думаю, почему твоя мания величия еще не заинтересовала психиатров, — усмехнулся Стас. — Такой редкий случай… Однако поспешу тебя успокоить: мне надо на работу. Я, видишь ли, отношусь к тому самому проклятому сословию, которое вынуждено работать, дабы прожить, поскольку не сообразило вовремя заняться политикой.

С этими словами он помахал мне рукой и сказал матери, что к вечеру вернется.

— Вы что-нибудь выяснили? — спросила Ирина, пытаясь прожечь во мне дырку своим испепеляющим взором.

— Пока нет, — покачала я головой.

— Торопитесь, потому что…

Она замолчала.

— Потому что что?

— Нельзя медлить. Материалы дискеты могут стать достоянием гласности, а это недопустимо.

Объяснение для излишне любопытной Тани… У меня создалось впечатление, что Ирина многое знает. Куда больше, чем хочет это показать.

* * *

Мы опять остались одни, и я не понимала, чего же все-таки от меня ждут. Что я стану сидеть в четырех стенах и анализировать ситуацию? В душе копилось раздражение. В конце концов, я просто не умею так работать!

Однако на все мои протесты Ирина отвечала с жесткой улыбкой, что о моих передвижениях приказа не поступало, а искать надо среди домашних.

— Если же появится необходимость выйти, сообщите Халивину, он пришлет вам Лешу, — заключила она.

Теперь я усиленно косила под Ниро Вульфа, рискуя достигнуть в ближайшем будущем его комплекции, только вот с Арчи Гудвином у меня была напряженка. В умственные и иные способности Леши, предоставленного в мое распоряжение, я как-то не верила.