Её тряхнули за плечи, приводя в себя. Мраморная табакерка выпала из руки и беззвучно упала на ковёр, не привлекая ничьего внимания.

— Хватит меня трясти, господин гехаймрат, — прошипела в лицо Бонду. Остановив глаза на царапине на его подбородке, подчёркнуто аккуратно сняла с плеч его ладони. Встала, чувствуя, как её ведёт в сторону. Ухватилась за спинку стула. — Вы хотите, чтобы я поехала с вами? — Сдержать эмоции и не сорваться на стон стоило огромного труда. — Хорошо. Только отпустите господина графа. Вы ошиблись на его счёт и напрасно спровоцировали нападение на вас.

— Вы о чём? — усмехнулся Шамси.

— Всё вы понимаете. Только ничего не знаете, эксиленц. — Голос от напряжения гудел, от чего фраза вышла приторно-тягучей. — Мне всё равно, что с ним станет. Как только я найду выход отсюда — уйду не задумавшись.

Шамси покосился на напрягшегося графа, с нескрываемым интересом оглядывая женщину:

— Не понял.

— Что вы не поняли? Разве может тот мир, откуда я переместилась, сравниться с вашим затхлым стоячим болотом? — горестно вздохнула, не кривя душой. — Этого не объяснишь. Что меня здесь держит? Ничего и никто! — Тщательно подбирала слова, импровизировала, стараясь казаться убедительной, не имея понятия, что собирается говорить и в чём убеждать мужчин и себя заодно. — Мне противна примитивность и убогость этого времени… Мне надоел Бригахбург со своей любвеобильностью ко всем женщинам, которые его окружают. Он лжец и лицемер! — Вполне искренне и азартно топнула ногой, отвернувшись от шумно вдохнувшего сиятельного, представив его негодующий взор.

— Тогда зачем вы с ним… — эфиоп, озадачившись, изобразил пальцами перебор.

Наташа поморщилась, поняв, что он имеет в виду:

— Я тоже лгунья и лицемерка. А как иначе выжить в вашем мире? Я не знаю другого способа выбраться из нищеты! Вышло так, что мне подвернулся господин граф, и я подумала: почему бы нет? — Сухие губы неприятно стянуло. — Он богат, красив и здоров. Блестящая партия за неимением другого. Я готова закрыть глаза на его неверность. Он мужчина, а вокруг столько красивых женщин, которые сами вешаются на шею, как гирлянды на рождественскую ёлку.

— Ёлку? — переспросил эксиленц, посматривая на взъерошенного Бригахбурга, улыбаясь.

Тот поражённо молчал, не веря своим ушам. Его Таша…

— Да, именно на ёлку. Есть обычай в канун Рождества срубать в лесу ёлку, устанавливать её дома и украшать игрушками и сладостями. — Махнула вяло рукой, поникнув. Что она несёт! Новый год — самый любимый её праздник. — Как-нибудь потом расскажу. У вас пока такого нет.

— Вы думаете, я поверил вам? — рассмеялся ищейка, мягко хлопнув в ладоши. — Нет, не про ёлку. — Уголок рта дрогнул от мысленного сравнения. — Вы прекрасная лицедейка.

— Ваше право, господин Лемма, верить мне или нет. Только советую вам отпустить господина графа, а то госпожа Ангелика не простит, если вы причините ему вред. Вы ведь не хотите поссориться с будущей королевой?

— Так вы знаете… — Его брови поползли вверх.

— Что она станет супругой герцога Швабского? — Натянуто улыбнулась. — Нет, не знаю. — Словесный приём, когда отрицанием подтверждаешь сказанное, сработал безупречно. Пусть она выглядит глупой и болтливой. Так даже лучше. — Сейчас у неё в фаворе господин граф. — Наташа вздохнула: — Надеюсь, я вылечу вашего сына, и вы дадите мне намного больше, чем заплатил господин граф за лечение своего наследника. — Старательно добивала сиятельного. Чтобы уж наверняка, безвозвратно. — Так, Шамси?

Позади послышался стон Герарда:

— Дрянь…

По невидимому сигналу Ингваз сдавил горло мужчины.

— Я бы не был столь категоричен, — вступился за честь женщины тайный советник. — Она лечила вашу семью, господин граф.

— Я рассчитался с ней сполна, — будто плюнули ей в спину.

Наташу пробила нервная дрожь. Она резко обернулась, натолкнувшись на его презрительный взор:

— Ожерельем? За жизнь единственного сына? А нога Кристофа? С вашими лекарями её бы оттяпали не задумавшись. Или вы включили в счёт другой вид оплаты?

— Мерзкая, низкая дрянь… — Бригахбург скривил губы.

Пфальцграфиня была согласна с его определением и с особым удовольствием, словно мстила себе за это, наслаждалась болью, порождённой его ненавистью, отвернувшись и физически ощущая, как между лопатками впивается шип его немого укора.

— Отпустите его, Шамси. Пусть уходит. Его ждёт белая и пушистая гирлянда, а мне он противен. Очень надеюсь, что у меня получится вылечить вашего сына.

Гехаймрат расплылся в улыбке:

— Госпожа Вэлэри, я рад, что мы поняли друг друга. Когда мой сын будет здоров, а вы убедитесь, что выхода в другой мир нет, я похлопочу перед королём, и он устроит ваш брак с более достойным вельможей.

— Не стану возражать, — призадумалась пфальцграфиня. — Я только недавно узнала об участии его величества в устройстве судеб осиротевших аристократок. Знала бы раньше, не наделала бы глупостей.

Шамси многозначительно кивнул, подхватившись:

— Ингваз, отпусти господина графа.

На всякий случай Наташа спряталась за спину ищейки. Теперь ей всегда придётся обходить бывшего жениха стороной. Лучше совсем с ним не встречаться.

От того, как она поступила с ним, на душе стало скверно. Знала, все её терзания впереди. У горла клокотала подступившая жалость к себе. Собственными руками осознанно убивать то, что делало её счастливой… Вызвать ненависть того, ради кого она была готова на всё. Готова была не шагнуть в будущее, не предать… Но так нужно. С Герардом она разберётся позже, когда минует опасность. Он должен её понять. Если не будет слишком поздно.

А сейчас… Строить из себя жертву она не намерена и нужно озаботиться тем, чтобы, в самом деле, не стать ею.

Бригахбург на удивление легко поднялся. Под его ногой что-то хрустнуло. Расправив плечи, молча вышел.

Смотрела в закрывшуюся дверь, чувствуя, как холод сковывает мышцы. Ногти впились в ладони. Тошнотворная пустота разлилась безмолвным криком боли.

— Велите позвать мою служанку и верните кинжал. — Не спрашивая позволения, непослушными пальцами выдернула его из-за пояса супершпиона.

Он покорно приложился к её руке, вознося хвалу женщине и выдохнув благодарственные слова, ничуть не сомневаясь в том, что она сдержит данное слово поехать с ним.

Снова смотрела в закрывшуюся дверь, за которой скрылся человек, за столь короткое время изменивший её жизнь. Показалось странным, что не испытывала к нему ненависти. Неприязнь — да, но ненависть, какая снедала её при общении с Фальгахеном и от того хорошо ей известная… Нет, такого не ощущалось.

Захлестнуло волной отчаяния.

Мысленный взор вырвал бледное расплывшееся пятно осунувшегося лица Герарда.