— Не уверен, что сегодняшняя погода располагает к пирогам, — покачал головой Дейн, делая глоток пива.

— Любая погода располагает к мясному пирогу! Знаешь, я как‑то пыталась объяснить это Люку, но, как выяснилось, если ты не австралиец, тебе сложно понять, как можно испытывать подобный трепет к мясному пирогу, поданному на подушке из зеленого горохового супа и политого сверху острейшим томатным соусом. — Она мечтательно улыбнулась.

— Да, это должно быть в крови, — с серьезным видом кивнул Дейн.

Мариэль почувствовала, как на ее руку легла широкая мужская ладонь. Она подняла глаза и встретилась с пристальным взглядом Дейна.

Он, не отрывая взгляда от ее лица, поднес ее руку к губам и проложил дорожку из легких быстрых поцелуев от центра ладони к кончикам пальцев.

— Предполагается, что мы любовники, помнишь? — произнес он чуть хриплым голосом, от которого по коже Мариэль побежали мурашки.

— Но не сейчас. На нас ведь никто не смотрит, и тебе не обязательно это делать.

— Никогда не знаешь, когда и кто за тобой наблюдает, так что не следует расслабляться, — улыбнулся в ответ Дейн. — Пойдем домой.

— Ужин подан, mademoiselle[1], прошу, — сказал Дейн, расставляя тарелки с ароматными блюдами на большом столе. Два мясных пирога плавали в целом море горохового супа. Подобное блюдо выглядело несколько неуместно в элегантной обстановке столовой Дейна, хранящей дух старой Англии.

— Ah, merci, c’est trиs magnifique[2], — улыбнулась ему Мариэль, пододвигая к себе полупустую бутылку томатного соуса.

— Только оставь и мне немного, — взволнованно напомнил Дейн, наблюдая за тем, как она с коварной улыбкой вылила чуть ли не половину содержимого бутылки на свой пирог и взялась за вилку.

Только Мариэль Девенпорт могла есть истекающий зеленой и красной жидкостью мясной пирог и сохранять элегантность истинной леди.

— А твой отец не стал переезжать в город?

— Нет, — ответил он.

Мариэль обеспокоенно заглянула ему в глаза:

— Дейн, я знаю, что, когда ты был ребенком, у вас были сложные отношения. Но ведь сейчас он уже очень стар, ему скоро восемьдесят, как же он справляется там один?

— Ничего, вместе с моим отцом живет здоровая сорокапятилетняя женщина, которая вполне способна помочь ему справляться.

— Да?

— Именно.

Мариэль знала о его семейных проблемах, о том, как его мать сбежала из страны с любовником, когда Дейну было всего семь, о том, как его отец отправил своего единственного сына учиться в школу‑интернат, чтобы тот поменьше путался у него под ногами.

— Все эти годы я прекрасно обходился без его поддержки, — через пару минут молчания сказал Дейн.

Он начал работать с первого курса университета и всего в жизни добился сам, не надеясь на чью‑либо помощь. Сначала работал где придется, потом вместе с Джастином создал свою компанию, которая быстро, даже быстрее, чем они ожидали, превратилась в огромную корпорацию.

Он научился обходиться без семьи, он больше ни в ком не нуждался. Женщины, которые появлялись в его жизни, исчезали из нее, когда понимали, что ни на что, кроме короткого романа, они рассчитывать не могут.

И он был вполне доволен своей жизнью. Был. До сегодняшнего вечера. Не понимая, что с ним происходит, он протянул руку и налил себе еще вина.

— Как я понимаю, ты так и не изменил своего мнения относительного того, чтобы остепениться, завести семью и детей?

Она что, читает его мысли? Его пальцы, сжимавшие тонкую ножку бокала, побелели.

— Ты же меня знаешь, я вечный холостяк. А о детях и говорить нечего — никогда, даже через миллион лет.

— Это печально, Дейн. Ты позволяешь своему прошлому руководить настоящим. В жизни человека нет ничего более ценного, чем семья, а ты от нее отказываешься. Если вдруг захочешь поговорить об этом, в любое время.

Он кивнул, давая понять, что принял к сведению ее предложение. Мариэль. Искренняя, честная, заботливая. Сейчас, как и всегда, она старалась успокоить его, вернуть ему утраченное хорошее настроение. Единственный человек, которому Дейн когда‑либо доверял, на которого мог положиться. Стараясь забыть о невеселых мыслях, он выпрямился и посмотрел на нее:

— А теперь десерт — мороженое, свежие персики.

— Спасибо, мне больше ничего не нужно, — отказалась она, вытирая рот салфеткой. — Более того, я объелась и чувствую себя ужасно ленивой, так что не буду помогать тебе с уборкой. Я лучше пойду продолжу экскурсию по дому.

— Ты откажешься даже от чашки кофе?

— Лучше холодной воды.

Когда он закончил мыть посуду и поднялся на второй этаж, то нашел Мариэль в кабинете изучающей его фотоаппарат. Увидев его, она сделала несколько фотографий, а потом стала рассматривать получившиеся снимки на маленьком экране.

— Определенно из тебя получилась бы прекрасная модель. Раньше мне так не казалось, но теперь я вижу, что была к тебе несправедлива. Нужно срочно перенести эти снимки на компьютер. У тебя есть веб‑сайт?

— Нет. — Дейн поставил бокалы с водой на изящный кофейный столик и подошел к Мариэль.

— Что, даже для бизнеса?

— Ты ведь не хочешь выложить эти фотографии на мой деловой сайт?

— А в социальных сетях ты есть?

— У меня нет времени на такие глупости.

— Не на глупости, а на общение. На то, чтобы делиться с друзьями новостями и радостями, — поправила она его.

Мариэль сделала еще один кадр и с преувеличенным интересом стала изучать результат, стараясь скрыть грусть, вдруг появившуюся в ее глазах.

— А ведь когда‑то ты делился со мной всем, — сказала она, подняв глаза. — Ну или почти всем.

Дейн протянул руку, чтобы забрать у Мариэль камеру, но она спрятала ее за спину:

— Стареешь, Дейн, становишься медлительнее.

— А ты коварнее, — откликнулся он, одним шагом преодолевая разделяющее их расстояние. Теперь их тела практически соприкасались: Дейн чувствовал медовый запах ее шампуня и тепло ее кожи.

— С чего ты взял? — невинно посмотрела на него Мариэль.

— Ты знаешь, что я имею в виду! Используешь свои невинные глазки и жалостливые фразы, чтобы отвлечь меня и продумать линию обороны.

Дейн положил руки ей на плечи, ощутив под пальцами тоненькие бретельки.

Он медленно провел ладонями вниз по ее рукам, ощутив, как от его прикосновений тоненькие волоски встают дыбом, как по ее телу пробегает дрожь. Одной рукой прижав Мариэль к себе, чтобы она не могла вырваться, он потянулся за камерой.