дыхание. Через полминуты облегченно выдохнул. Правда, за эти секунды он успел распробовать отвратительный металлический привкус во рту. Тошнота нарастала медленно, но неумолимо.

Федор с тоской посмотрел в окно. Такси сбавило скорость, стали различимы лица манекенов. Ни один из них не обратил внимание на Федора. Продавцы нацелили их взгляды туда, где еще несколько часов назад малиновым шаром падало за горизонт солнце. Туда, где листья придорожных деревьев хранили последние лучи. Туда, где влажная июньская ночь манила и звала в зеленые коридоры.

Зеленые коридоры рощи выглядят совсем не так, как днем. Куда-то исчезли все целлофановые пакеты, окурки, шприцы, обертки, бутылки. С каждым поворотом мелкого сора становится все меньше, трава растет все гуще, цикады стрекочут все громче. На опушке, прислонившись спиной к осине, стоит восковая дева. На бледной руке замер маленький черный жучок, паутинка прилипла к волосам. Холодное плечо, тонкая летняя накидка.

Рука указывает вдаль. Не на черное в горошек платье ночи, но и не на тысячеокий город. Цель — некая точка между. Дева пристально смотрит в глаза. Шумят ивы у реки. Что-то шуршит в кустах акации. Дева знает нечто важное. Осталось только вспомнить, что именно. Пошарить по карманам, но там пусто. Значит, надо искать. Еще на секунду задержать взгляд на её лице и бежать сквозь заросли. Роща не бесконечна, хрип города слышен отчетливо, гудят машины. И к опушке уже не вернуться, а если и есть к ней путь, то не тот же, что в начале. Спина ноет, но надо искать, пусть под ногами одни камешки, веточки, корешки. Хоть бы колечко найти или цепочку. Природа так не может, только человек. Искусство творить искусственное, единственная доступная магия. Но что-то окурков становится все больше, трава растет все реже, цикады стрекочут все тише. Невидимый город подкрадывается совсем близко.

Федор совсем близко наклонился к стеклу и чуть не стукнулся лбом на очередном «лежачем полицейском». Таксист говорил с кем-то по телефону, находящемуся за пределами видимости. Несмотря на включенную громкую связь, Федор не мог распознать ни слова. Дополнительно бил по ушам какой-то попсовый хит. И неожиданно в плоских и пошлых трех аккордах Феде почудились дивные гармонии. В песне проявился скрытый мотив, который он не улавливал до этого. Разгорелось любопытство: «Что найдется в любимых композициях, если даже в таком навозе выкрученная на максимум эмпатия отыскала жемчуг?» Еще через мгновение мир вокруг стал совсем мутным, трудноуловимым. Как мужчина не пытался собраться с мыслями, они прятались от него в темном лабиринте. От мелькания за окном тошнило, и Федор захотел отвернуться, но тут машина остановилась на перекрестке. Пятиэтажная коробка подмигнула желтым глазом из темноты.

Из темноты выходить опасно. На улице ни души, но от этого не легче. Чувствуется угроза, недоверие к чужаку, заблудившемуся в ночи. Можно решить, что город пуст, вымер давным-давно, если бы не редкие маячки окон. В основном желтые, но есть и зеленые, светло-голубые. Красных нет, что странным образом успокаивает. Чаще всего лампы зажжены в двух-трех квартирах одного дома, но есть и полностью потухшие пятиэтажки. Таких стоит избегать, искать там нечего, кроме проблем.

В ближайшем строении два тусклых окна. Два желтых светлячка, один на втором этаже с правого края, другой на пятом этаже в центральном подъезде. Чутье подсказывает выбрать второй этаж. Тем более, что попасть внутрь проще простого. Лестница полуразрушена, части ступенек не хватает. Перепрыгнуть провал, другой, подтянуться, зацепиться, перемахнуть через перила, подкрасться к приоткрытой двери. Слышен тихий треск, как будто радио пытается нащупать нужную волну. И еще монотонный металлический стук. Из подвала, что ли. Прошмыгнуть внутрь, убедиться, что коридор пуст и зал пуст. В углу стоит радиола, около неё фикус в горшке, лампа с желтым абажуром. Сквозняка нет, но отчего то колышутся занавески из магнитной ленты, скрывающие еще одну комнату, где находится нечто важное. Но там за черной вуалью никого нет, пустая спальня. Только гора книг в углу, стопка пластинок на журнальном столике, приоткрытое окно. На обложке верхней книги рисунки: женщина с оголенной грудью и змеями в руках, коридоры, украшенные топориками, античные статуи, свинцовые воды моря. Конверты винила покрыты названиями групп — надписи на латинице, язык незнаком. Скрипит входная дверь. Схватить одну пластинку, броситься к окну, убедиться, что внизу не асфальт, а трава, спрыгнуть. Не отвлекаться на отбитые пятки, бежать, бежать, бежать. Туда, где кварталы, раскрашены светом множества окон неспящих квартир. Подальше от желтого сияния.

Федор поморщился от желтого сияния светофора, которое тут же сменилось на красное. Ему хотелось скорее закончить поездку, попасть домой, запереться в туалете. Даже двадцать секунд на перекрестке казались невыносимой пыткой. Тошнота напомнила о себе с новой силой. Мужчина сгорбился, осторожно отодвинул ворот майки. Если и вырвет, то пусть уж не в салон. Можно сделать все тихо, таксист ничего и не заметит. Тем более, того явно увлек разговор по телефону. За ночной дорогой водитель почти не следил, как и за тем, что происходило на заднем сидении.

Федору становилось все хуже. Чтобы отвлечься, он начал мысленно умножать числа. Если организм и удалось обмануть, заняв новой задачей, то ненадолго. Пассажир прекрасно понимал, что запаса сил осталось совсем немного. И Федя попытался сконцентрироваться на происходящем за окном. У далекого перекрестка стояла собака, в ожидании зеленого сигнала. А может и не собака. Все сливалось в отравленном сознании. Предметы теряли форму, фонари обрастали ветвями, остановка медленно сжимала ржавую челюсть, плясали разноцветные огоньки.

Разноцветные огоньки порхают в воздухе. Их вспугивает бродячее животное, и они растворяются в темноте. У животного золотистая шерсть, блестящие глаза, красный язык. Оно лакает из лужи луну. На другом берегу усталая фея. Опустившись на корточки, разглядывает нечто важное в воде, вытирает грязные руки о синие рваные джинсы. Серый дым вытекает из-под земли и течет обратно под землю. Пахнет сваркой, грибами и плесенью, мокрой пылью, сиренью и хлебом.

Кошка бежит за мотыльком, мотылек летит к неоновой вывеске, от вывески к земле спускается паук, серебристая нить возносится к голубю, голубь спешит к хлебным крошкам, выкинутым из открытого окна, в стекле которого отражается зеленый человечек.

Федор с облегчением посмотрел на зеленого человечка, повторяющего одни и те же движения на бесконечной изумрудной дороге. Такси сорвалось с места и покатило дальше. Пара поворотов и вот оно — крыльцо родного дома. Федя даже удивился, что не узнал свой район раньше. Испытание прошло успешно, салон не был осквернен. Пробормотав слова благодарности таксисту, пассажир вышел из машины и