Я помолчала, закуривая. Лариков смотрел на меня во все глаза. Кажется, гнев уступил место любопытству.

Мне удалось его заинтересовать. Впрочем, я и сама была удивлена тому, как плавно получается у меня изложение моих безумных идей.

— Так вот, в этом посетителе наличествует эстетизм. Правда, немного своеобразный — я бы назвала это эстетизмом человека, очень долго обитающего на «дне» жизни, то есть в полной нищете, и мечтающего о красивой «рекламной» жизни. Отсюда страсть к дорогим вещам и запахам. Более того, он как бы бравирует этим. Второе — он знает Шекспира. Это склоняет меня к тому, что он актер. Гамлет — болезнь всех актеров. Если тут нет какой-то другой, более глубоко эшелонированной подоплеки, конечно. И вот тут у нас возникает точка соприкосновения… Два случая сливаются воедино. Понимаешь, Ларчик, может, я и ошибаюсь. Может случиться так, что все мои рассуждения гроша ломаного не стоят, но… Чтобы убедиться хоть в чем-то, мне…

Я вздохнула и закончила свою «объяснительную записку» словами Гертруды:

— «Я лучше свижусь с ней. В умах врагов не трудно ей посеять подозренья».

Он смотрел на меня с таким выражением, которое можно было принять за восхищение, но я вовсе не отличалась такой идиотской самоуверенностью.

Поскольку точно так же смотрят на людей, внезапно на глазах утративших рассудок, я скорее склонна была заподозрить своего шефа именно в таком отношении к моим «откровениям».

— Так, — наконец решился он прервать молчание. — Позволь тебе задать один вопрос. Это все твои личные достижения или результаты спиритуальных влияний поэта-висельника?

— Шекспир, ма шер, не был висельником. Правда, сейчас вовсю муссируются рассуждения о том, был ли он вообще, или наш гений — плод коллективного разума. Хотя лично я склоняюсь к тому, что человечество просто не согласно видеть своих отдельных представителей выше самих себя. Последняя версия относительно бедолаги Вильяма особенно шикарна — будто его создали два голубых «вольных каменщика»…

— Сашенька, — простонал мой босс. — Мне кажется, мы сейчас заняты совсем не Шекспиром!

— Да? — искренне удивилась я. — А чем мы тогда занимаемся?

— Квартирой. Мадам Сони.

— Вспомнила, — хлопнула я себя по лбу. — Если принять во внимание, что рассказать нечто о тайне должна мне «она»…

— Кто? О какой тайне?

— О господи! Соня скрывает страшную тайну! То есть я так думаю, что скрывает ее именно Соня, но может скрывать и Маша, только это вряд ли. Маша не создана для сокрытия страшных тайн…

— Сашка! Я ничего не могу понять! Какая тайна? Что за тайна?

— «Что дело дрянь, нет дыма без огня и здесь следы какой-то страшной тайны», — объяснила я ему со всей возможной доступностью.

— Апсайдаун, — горько покачал он головой. — Если я тебя понимаю, можешь треснуть меня по уху. Откуда этот бред?

— Фи, — сморщила я нос, хватая трубку и набирая номер Сони. — Нельзя же так вот называть шедевр драматургии! «Бред»! Это надо же так сказать! И про что? Про «Гамлета»! Нет, Лариков, тебе все-таки надо хоть немного заняться самообразованием! Нельзя же читать только Роджера Желязны и думать, что единственный принц, когда-либо посещавший нашу грешную Землю, назывался Корвином!

Он засмущался, мой бедный шеф. Трудно ему со мной, сочувственно вздохнула я, слушая длинные гудки. Не каждый выдержит такую интеллектуальную личность рядом!

Можно и закомплексовать…

Гудки. Гудки. Гудки.

Мне стало немного не по себе.

— Похоже, ее нет, — пробормотала я, вешая трубку.

— Позвони попозже, — пожал плечами Лариков.

— А если с ней что-то случилось?

— Тогда съезди, — присоветовал босс.

Но я набрала номер снова. На этот раз трубку взяли. Голос Маши недовольно проговорил:

— Алле?

Господи, у нее даже голос замороженный!

— Добрый день, Маша. Можно попросить к телефону Соню?

— А ее нет. Она пошла попрощаться с Андреем Вениаминовичем.

— С кем? — переспросила я, не веря своим ушам.

— С Андреем Вениаминовичем. Гордоном. Разве вы не знаете, что вчера убили ее друга?

* * *

О-о! Вот это тебе выдали фишку, говоря по-лариковски, милая Александрина!

В принципе, я и раньше подозревала Судьбу в умении плести странные, зачастую связанные в один узелок нити. Но уж настолько!

— Что? — встрепенулся Ларчик, мгновенно заинтересовавшись моим целенаправленным — в одну невидимую точку на стене — взором.

— Ну как тебе сказать, — задумчиво сказала я. — Вчера Соня была очень даже не в себе, сказала, что умер ее друг. Как я поняла, с этим другом они были близки. Более чем. А сейчас узнаю имя этого самого друга, и как-то так получается, что я не в силах пойти вам с Ванцовым навстречу.

— Сашка! Ты научишься говорить понятно? Не все же, черт тебя побери, занимались старофранцузской словесностью?

— Все время забываю, прости… Мне все кажется, что уровень интеллекта окружающих соответствует моему, — съязвила я.

Он был слишком заинтригован, чтобы воздать по заслугам за мое хамство.

— Так что там?

— Ничего. Просто сейчас я узнала имя ее друга. Андрей Вениаминович Гордон. И как тебе поворот судьбы, мой милый?

* * *

Передо мной встала практически неразрешимая дилемма.

Больше всего на свете мне хотелось отправиться прямо на сеанс прощания с Гордоном и понаблюдать за собравшимися. Теперь я уже на девяносто процентов уверена, что таинственные посещения Сониной квартиры и убийство Гордона связаны между собой. Но точно так же я была убеждена и в том, что на прощании присутствует Ванцов. У него в этом деле кровный интерес, никуда не денешься. Соответственно, я подставлю моих девчонок. Он сразу решит, что я продолжаю совать свой нос в его дела, озвереет, естественно, и пострадают невинные.

Сидеть и думать просто так мне не очень-то хотелось, поскольку, когда появляются практические занятия, умственные перестают меня интересовать.

Остается свободная Маша, которая на первый взгляд с этой галиматьей не связана. Но ведь именно она и могла оказаться той самой «мисс икс» из Шекспира.

Хоть я и питала к Маше стойкую неприязнь, все-таки решила подвигнуть себя на подвиг во имя успешного следствия и умоляюще посмотрела на Ларикова.

Он обещал Ванцову, что, пока идет следствие, я не буду отлучаться без его ведома из офиса.

Сначала Лариков делал вид, что моих взоров он не замечает в упор. Но я неотступно преследовала его, не отводя своих глаз от боссова лица.

— Та-ак… Что мы хотим-то? — наконец сдался он.