и критиковал большевиков 30-го ян­варя уже после занятия ими Киева. «Чуждая власть при­шла в Киев. Оккупационная армия. Она разогнала всю де­мократию, всем села на шею — и хочет господствовать». Орган Фарейнигте «Найе Цайт» также писал, что больше­визм «фактически несет только разрушение и смерть». Не­смотря на некоторое тяготение к большевизму, уже тог­да намечавшееся в еврейских социалистических партиях, их руководящие органы отказались сотрудничать с большевицкой властью. Центральный Комитет «Фарейнигте» постановил отозвать членов партии из всех центральных украинских учреждений и из исполнительных органов Со­ветов. Подали в отставку министр по еврейским делам Зильберфарб, его помощник Хургин и почти все ответст­венные работники министерства по еврейским делам.

Еврейская общественная жизнь замерла. Отвергнутая всеми еврейскими партиями большевистская власть, однако, нашла поддержку среди довольно большой группы ев­рейских рабочих, вернувшихся после революции из Англии и осевших в Киеве. Эти реэмигранты стали целиком на сторону советского режима и создали особый еврейский отряд Красной гвардии; некоторые из них заняли посты ко­миссаров и других должностных лиц в советских учрежде­ниях.

* * *

Большевистская власть продержалась в Киеве недол­го. 9-го февраля делегация Рады заключила в Брест-Литовске сепаратный мир с центральными державами, и 1-го марта правительство Украинской Республики вернулось в Киев под защитой австро-германских штыков.

В течение последующих трех недель украинские во­енные части (гайдамаки и «Вольное казачество») бесчин­ствовали, хватая посреди улицы «жидовских комиссаров» и уводя их в казармы, где их избивали и часто расстреливали. По данным комиссии при Городской Думе, за одну только неделю (1-8 марта) было зарегистрировано 172 случая насилия над евреями, — из них 22 убийства.

Совет Киевской еврейской общины выпустил воззва­ние, в котором настаивал, что «в этих позорных злодеяни­ях украинская власть, только что вернувшаяся к нам, не­повинна... Ответственные руководители украинских воен­ных и гражданских властей дали заверение в том, что они погромов не допустят». К 20-му марта волна эксцессов схлынула.

Когда возник вопрос о назначении министра по еврей­ским делам вместо М. Зильберфарба, который подал в отставку 16 января, сионисты и все три еврейские социали­стические партии отказались выставить кандидата. «Фолькспартей», однако, выставила кандидатуру В. Лацкого. Во­круг нее развернулись на заседании Малой Рады от 9 ап­реля оживленные прения.

От имени сионистской фракции, М. Гиндес защищал принцип «избрания национального министра или, вернее статс-секретаря — самой нацией. Предложенный кандидат никем из евреев не избран. Пост еврейского министра замещается путем бюрокра­тического назначения. При такой обстановке фракция сиони­стов на этот портфель не претендует. ...Мы в утверждении это­го министра участвовать не будем».

Еврейские социалистические партии высказались за из­брание В. Лацкого.

Малая Рада утвердила В. Лацкого в должности министра по еврейским делам. Но новый министр не успел при­ступить к какой-либо конструктивной работе...

Дни Рады были сочтены. 28-го апреля немецкое коман­дование на Украине разогнало ее. Бывший генерал царской службы П. Скоропадский был объявлен Гетманом Украин­ской Державы; новый кабинет министров состоял из уме­ренных и консервативных украинских деятелей (Лизогуб, Кистяковский, Василенко и др.); одесский финансист — С. Гутник, близкий к еврейской Народной Группе, был назна­чен министром торговли и промышленности. Период семи с половиной месяцев «гетманщины», хотя сравнительно бо­лее спокойный, чем предшествовавшие ему режимы, был тоже отмечен рядом антиеврейских эксцессов; не было также недостатка в антисемитских выступлениях в прессе. В конце мая новая власть ликвидировала еврейское мини­стерство, а 8 июля формально отменила закон о нацио­нально-персональной автономии, который таким образом просуществовал неполных шесть месяцев.

Словно предвидя его недолговечность, А. Давидсон пи­сал еще 31-го января 1918 г. в сионистском «Рассвете», что национально-персональная автономия это лишь «бле­стящий пузырек на пенистых волнах бушующего россий­ского моря... поражающий на момент своим призрачным светом и радужными красками... (который) всплывет, блеснет и исчезнет бесследно». «Персональная автономия — это ‘исторический акт’ — т. е. акт, существующий только для истории, и в этом все его значение; будущий историк будет ссылаться на него».

Три месяца спустя, М. Литваков, один из лидеров «Фарейнигте» — партии, наиболее ответственной за прокла­мирование национально-персональной автономии — от­крыто высказал, с другой точки зрения, свои сомнения в самой ценности этого института для еврейского меньшин­ства. В статье «Завоевание или утешение?» в «Найе Цайт» от 25 марта Литваков писал: «Украинцы постепенно пре­вратили этот институт в какую-то государственно-полити­ческую черту оседлости... Они говорят евреям: заберите у нас круг ваших специальных дел, делайте там, что хотите, разрешайте себе свои вопросы, как вашей душе угодно, но украинское государство — это вас не касается, это предо­ставьте нам» ...

* * *

Исчезновение Украинской Рады, еврейского министер­ства и национальной автономии создало совершенно новую конъюнктуру. Еврейские социалистические партии больше не могли сохранить свое доминирующее положение. Наци­ональный Совет, в котором они, вместе с «Фолькспартей», составляли 80%, стал явным анахронизмом. Выборы в со­веты еврейских общин, проведенные тем временем по всей Украине, дали сионистам 43% и ортодоксальным группам «Ахдут Исроел» 13%. Социалистические партии с 37% и «Фолькспартей» с 7% оказались в меньшинстве. Они, одна­ко, отказались перестроить Национальный Совет в соот­ветствии с результатами общинных выборов. После дол­гих переговоров был выработан компромисс: состав Со­вета был увеличен до 60; сионисты получили 24 места и «Ахдут Исроел» — 6; остальные 30 мест были предостав­лены «левому блоку». Совет был, таким образом, расколот на два численно равные секторы; при каждом почти голо­совании создавался тупик: — 30 против 30.

Обе стороны сошлись на необходимости созыва пол­номочного национального представительства украинского еврейства. Крайне напряженное обще-политическое поло­жение в стране делало невозможным прямые выборы, с предвыборной агитацией и участием народных масс. Было поэтому решено, что избирательным корпусом будут слу­жить 3.565 членов 168 общинных советов, избранных на основе всеобщего, прямого, равного, тайного и пропорцио­нального голосования; количество голосов, полученных на общинных выборах отдельными членами совета, должно было быть засчитано в кредит того списка, за который они голосовали.[5] Национальный Совет назначил Главное Изби­рательное Бюро, в котором были представлены все партии. Гетманское правительство и немецкая комендатура дали разрешение на созыв Временного Национального Собрания.

Выборы состоялись 11, 12 и 13 августа 1918 года. Списки, представленные сионистами, Цеирей Цион и «Ах­дут Исроел» были напечатаны на иврит, остальные — на идиш. Наибольшее количество депутатов было из­брано по сионистскому списку — 42; за ним следовали: Бунд — 23, «Ахдут Исроел» — 19, Цеирей Цион — 14, «Фарейнигте» — 12, Поалей Цион — 11 и Фолкспартей — 4. Среди 125 членов Временного Национального Собрания, которое начало свои работы 3-го ноября, «левый блок» ока­зался в меньшинстве.

Несмотря на далеко идущие — часто острые по форме — разногласия между большинством и меньшинством, восьмидневная сессия