Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торилья, робея, вошла в комнату. Она оказалась не слишком просторной, но очень уютной — дубовые балки потолка и древние панели стен излучали домашнее тепло.
В камине потрескивали поленья.
Круглый стол, покрытый ослепительно белой скатертью, был накрыт на двоих: из ведерка со льдом выглядывали бутылки вина.
Торилья, конечно, не сомневалась, что пригласивший ее джентльмен будет выглядеть эффектно, поскольку добротное фетровое пальто для верховой езды, мудреные складки галстука, шляпа с высоким верхом, живописно сидевшая на темных волосах, и без того произвели на нее невыразимое впечатление.
Однако она совершенно не представляла, что мужчина может выглядеть столь великолепно: какой-то миг она, не скрывая восхищения, взирала на маркиза в потрясающем вечернем костюме.
Очнувшись, она вспомнила о приличии и сделала реверанс, а маркиз поклонился и указал на кресло возле камина.
— Садитесь, мисс Клиффорд. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?
— Я уснула, — призналась Торилья.
— Значит, вы голодны не менее чем я.
Можно предложить вам бокал мадеры?
— Я не пила… ничего подобного уже… два года.
Дома, в Хертфордшире, ей иногда позволяли сделать несколько глотков мадеры из бокала матери.
— Тогда я налью вам совсем немного, — улыбнулся маркиз.
Он подал ей бокал, и, пригубив густое вино, Торилья как будто вернулась в те счастливые золотые времена, когда о скаредности и вечной экономии Барроуфилда не было и речи.
Тогда отец и мать пили за обедом вино, тогда к столу подавали упитанных цыплят, хорошо прожаренных голубей и большие ломти говядины.
И тут девушка обратилась к совету Эбби: незачем вспоминать о том, что осталось позади.
Но когда лендлорд в окружении двух служанок внес блюда, обильно наполненные роскошной пищей, она невольно подумала о детях с впалыми щеками и голодными глазами.
Она приложила немало усилий, чтобы отогнать эти мысли и насладиться каждым предложенным блюдом, не пытаясь, конечно, угнаться за маркизом.
— Расскажите мне о себе, — сказал он, приступив к отменному палтусу, оказавшемуся, как и уверял его хозяин гостиницы, столь свежим, словно его только что извлекли из моря.
— Давайте лучше поговорим о ваших скаковых лошадях, сэр, — предложила Торилья. — Вы будете участвовать в этом году в классических состязаниях?
Эксперимент оказался удачным.
Маркиз завел разговор о своем намерении выиграть кубок Эскота и о владельцах конюшен, которые способны помешать ему в достижении этой цели.
Потом он переключился на арабских чистокровных коней, недавно доставленных из Сирии, и венгерских лошадей, восхитивших его мать.
Временами голос его казался каким-то безучастным, маркиз цедил слова, глядя из-под опущенных век, но Торилью нельзя было провести. Она пришла к убеждению, что лошади слишком много значат для этого человека.
— Должно быть, вы прекрасно ездите верхом, — заметил он вдруг, желая переключить разговор на другую животрепещущую тему — о Торилье.
— Я не ездила два года, — ответила она. — А вы не могли бы мне сказать, какую лошадь выставите на Сент-Педже , что — , бы в сентябре я смогла отыскать ее кличку в газете.
У маркиза хватило наблюдательности, чтобы понять, чем были для девушки те два года, которые она помянула. Ей казалось, это она ловко уклонилась от расспросов о себе. Однако это Хэвингэм проявил деликатность, осознав, что его гостья не хочет разговаривать на эту тему.
Не желая быть назойливым, он ограничился наблюдением за сменой чувств и настроений, отражавшихся в этих больших прекрасных глазах.
Трапеза приближалась к концу, и, откинувшись в кресле с бокалом в руках, маркиз пришел к мысли, что, пожалуй, впервые в жизни, обедая с дамой, он говорил только о себе.
Особы, с которыми он провел так много праздных часов, всегда стремились быть главным предметом разговора, — естественно, в связи с ним: их чувства и эмоции, а иногда и амбиции изливались обильным, бесконечным потоком.
«Эту девушку окружает какая-то тайна», — подумал он.
Когда они от стола вновь перебрались к камину и лендлорд вышел из комнаты, оставив графин с портвейном возле кресла маркиза, Хэвингэм ощутил новый прилив любопытства.
— Вы едете на юг к мужу или жениху?
— Что вы, ничего подобного!
— Бы возражаете слишком решительно.
Но я не сомневаюсь, что есть немало мужчин, готовых оценить вас по достоинству.
Торилья улыбнулась:
— Пока у меня никого нет.
Он приподнял брови:
— Неужели там, откуда вы едете, совсем нет мужчин? Или все они слепы?
Торилья покраснела. С удивлением отметив появившийся на ее лице румянец, маркиз сказал глубоким голосом:
— Вы же красавица, неужели вы не замечаете этого, когда смотритесь в зеркало?
Торилья молчала, глядя в огонь. Однако маркиз отметил, как сжимаются и разжимаются ее пальцы, выдавая смущение. — — Где вы останавливаетесь завтра вечером? — спросил он уже другим тоном.
Торилья слегка задумалась.
— Кажется, в «Белом Зайце»в Итон Соком.
— Значит, я лишен возможности просить вас отобедать со мной еще раз, так как сворачиваю раньше.
Хэвингэму показалось, что в глазах гостьи мелькнула тень разочарования, однако он не был в этом полностью уверен.
— Теперь вам придется самой заботиться о себе, ведь я больше не смогу прийти на помощь, — продолжал он. — Впрочем — так уж повелось — раз я дважды спасал вас, значит, придется мне сделать это и в третий раз.
— Надеюсь, что нет! — выпалила Торилья в смятении, а потом добавила поспешно:
— Я не… не о том. Я просто хочу сказать, что… несчастные случаи… и прочие приключения волнуют и очень… пугают.
— Разумеется, — согласился маркиз. — Именно поэтому девушкам не следует путешествовать в одиночку.
— У меня не было другого выхода, — вздохнула она. — Меня некому проводить.
— Некому? — удивился маркиз.
Она качнула головой и, словно бы опасаясь, что он может продолжить расспросы, сказала:
— Увы, сэр, завтра мне надо очень рано вставать. Сейчас уже поздно, я должна идти спать.
Торилья встала, поднялся и маркиз.
Он высился над ней крепостной башней.
Глядя на него снизу вверх, Торилья подумала: «До чего же он импозантен и красив».
Охваченная внезапным порывом застенчивости, она вдруг сказала:
— Поскольку мы с вами больше не увидимся, сэр, мне хотелось бы поблагодарить вас от всего сердца за вашу… доброту. Если бы вы не вмешались… если бы вас не оказалось рядом прошлым… вечером…