Чуть поежившись, она отвернулась.

— Но я все-таки оказался на месте, Торилья, — улыбнулся маркиз, — и, возможно, когда-нибудь мы еще встретимся.

Хэвингэм протянул ей руку, девушка вложила в нее пальцы и почувствовала, как его ладонь охватила их.

Она ощутила какое-то непонятное чувство.

— Благодарю вас… — пролепетала она, — благодарю вас… Жаль, что я не могу выразить свои чувства более… красноречиво.

— Если вы хотите выразить свою благодарность, — молвил Хэвингэм, — для этого есть куда более легкий способ.

Не понимая, что он имеет в виду, Торилья удивленно посмотрела на него.

Выпустив руку девушки, Хэвингэм приподнял ее подбородок.

Она не могла ни шевельнуться, ни осознать, что с ней происходит, когда его руки легли ей на плечи, а губы прикоснулись к ее губам.

Торилье казалось, что она должна сопротивляться, должна бежать, но губы эти брали ее в плен, лишая ее способности двигаться.

Она ощутила в своем теле нечто живое, поднимавшееся из груди прямо к горлу.

Ощущение это было настолько чудесным и новым, что она утратила способность думать.

Чувство это все росло и заслонило собою все прочее. Все самое прекрасное, о чем она могла мечтать, казалось, сконцентрировалось в этом чувстве.

Маркиз прижимал ее к себе все крепче и не выпускал из объятий, а она и не пыталась вырваться из них.

И вдруг чудо поцелуя превратилось в восторг, пронзивший ее острой болью и радостью, нисходившей с самих Небес.

Долго ли она пробыла в его объятиях, долог ли был поцелуй, Торилья не помнила.

Она знала только, что, исторгнутая из телесной оболочки, пребывает там, где нет ничего общего с миром, в котором она жила и дышала…

Маркиз поднял глаза, и взгляды их встретились.

Как бы светясь изнутри, Торилья смотрела на него, едва дыша сквозь приоткрывшиеся губы.

А потом, что-то неразборчиво пробормотав, едва понимая, что делает, повернулась и бросилась прочь из комнаты.

Оказавшись за дверью, она побежала — а может, полетела, — вдоль по коридору, вверх по лестнице в свое убежище, в свою спальню.

Торилья вышла из дилижанса в Хэтфилде. Дядина карета уже дожидалась ее. Знакомый конюх в голубой ливрее с серебряными пуговицами с гербом; улыбнувшись, приподнял над головой шляпу с кокардой.

— Добрый день, мисс Торилья, рад видеть вас снова!

— И я рада, Нед, — промолвила Торилья. — Как хорошо, что ты встречаешь меня!

— А ее светлость думала, мисс, что вы появитесь только завтра, — сказал Мед. — Ведь на дилижанс не стоит полагаться.

Бросив презрительный взгляд на неповоротливый дилижанс, он забрал саквояж Торильи, чтобы донести его до крытого ландо, запряженного парой добрых лошадей.

Кучер — тоже прежний — поздоровался с ней и помог подняться в коляску, где она устроилась поудобнее на мягком сиденье, пока Мед забирал ее чемодан.

Все как в былые времена, подумала она, вокруг внимательные слуги, как было в ее детстве.

Она пожалела, что Эбби нет рядом: служанка, конечно, оценила бы ретивость кондуктора дилижанса, с который тот передал Меду ее багаж.

А потом они направились в сторону деревни Фернфорд, расположенной в двух милях от Хэтфилда.

Последующие дни своего путешествия Торилья не могла думать ни о чем другом, кроме сэра Александра Эбди.

Его поцелуй не давал ей уснуть, и она лежала в темноте с открытыми глазами, ощущая на своих губах прикосновение его губ и тяжесть его рук на своих плечах.

Она часто гадала, как это бывает, когда тебя целуют, и теперь поняла, что никогда уже не будет той, прежней.

Слушая сказки, которые рассказывала ей мать, а потом — по мере взросления — читая книги, она всегда ощущала, что там, за привычными и знакомыми вещами, кроется нечто загадочное и таинственное.

Ей казалось, что однажды к ней явится разгадка со всеми неотвратимыми переживаниями.

Лунный свет, пронзающий кружева ветвей, или игра солнечных бликов на спокойной воде пробуждали в ней странное, волнующее чувство.

Иногда ее до умиления трогала бабочка, порхающая над раскрывающимся бутоном, или музыка, угадываемая в трепете листьев.

Торилье всегда казалось, будто нечто непостижимое приближается к ней, но оно тем не менее оставалось неуловимым подобно болотному огоньку.

И вдруг одно прикосновение губ маркиза приблизило ее к решению этой загадки.

Нечто похожее она испытывала во время молитвы или литургии, когда, рассеивая сумрак раннего утра, храм освещали лишь свечи на алтаре.

Эти ощущения абсолютно не выражались словами.. Казалось, они были неотделимой частью ее самой.

Теперь же, по девичьей своей неосведомленности, она решила, что прошлым вечером стала в какой-то степени частью того мужчины, который поцеловал ее.

Но шло время, она провела еще одну ночь в придорожной гостинице, и ей уже начало казаться, что она придумала случившуюся с ней историю.

Неужели человек, подобный сэру Александру Эбди, существует на самом деле?

Откуда вдруг взялся этот мужчина, столь видный и красивый, что она способна думать только о нем?

«Я никогда его не увижу!»— думала Торилья в отчаянии, стараясь уверить себя в том, что, быть может, это не так уж и плохо.

Не в сипах забыть о случившемся, она оказалась лицом к лицу с фактом: она позволила незнакомцу, случайному встречному поцеловать себя и даже не оказала ему сопротивления.

Она была покорна его рукам и не противилась им. Пусть это превзошло всякие чудеса, однако Торилья нисколько не сомневалась, что подобное поведение чрезвычайно потрясло бы ее мать. И что более удивительно — сама она не могла найти разумных оправданий своему поведению.

Она боялась даже подумать о том, что сказала бы Эбби, если б сопровождала ее.

Впрочем, будь с ней тогда Эбби, сэр Джоселин не сумел бы ворваться в ее комнату и ей не понадобилась бы помощь.

В общем, по дороге в Фернлей-Холл Торилья решила, что никогда не расскажет о своем приключении ни Эбби, ни Берил, ни кому бы то ни было еще.

Она владела тайной, которой не стыдилась, потому что тайна сия была полна невероятного счастья, и ей не хотелось омрачать память об этом событии ложными сожалениями.

Никто все равно не поймет отклика ее души на то, что внешне могло показаться пустяком.

Кони свернули в одну из двух маленьких калиток, расположенных с обеих сторон огромных железных ворот, над коими высился герб Фернлеев.

Теперь Торилья ехала по аллее, где в детстве вместе с Берил играла в прятки меж дубов. И наконец она увидела высокий особняк из красного кирпича, построенный во времена королевы Анны.