И постепенно поняла, что на сей раз она не одна в избе,здесь есть еще люди, которые ведут свой чуть слышный и непонятный разговор.

Похоже, их было двое: мужчина и женщина. И почему-то ихголоса почудились странно знакомыми Лизе. Однако если женский голос, оченьмягкий, бархатистый, ласкал слух и успокаивал сердце, то голос мужчины,неровный, порою срывавшийся на хрип, зло терзал душу.

– Ну так где ж он, тот господин? – настойчиво спрашивалмужчина, а женщина мягко отговаривалась:

– Откуда мне знать? Разве он сказывал? Велел за девкойходить, я и хожу. А что да как, мне и ни к чему.

Что-то забулькало, повеяло духмяным паром, и Лизадогадалась, что женщина заваривает какие-то травы. Это была не мята, незверобой, не ромашка, а что-то горьковатое, раздражающее ноздри.

– Девка? – хмыкнул мужчина, и к запаху трав добавилсятабачный дух: видимо, он разжег трубку. – Девка, ишь ты! Не девка, абарышня, так ведь, а, Татьяна?

– Будет тебе! – прикрикнула женщина, и в голосе еепрорвались давнее, скрытое раздражение и легкое дуновение страха. –Заладил! Надоело, понял, Вайда?

– Надоело тебе! Неужто ослушаться посмеешь? Или отдашьвсе-таки колечко?

– Дэвлалэ! – с сердцем выкрикнула Татьяна. – Дагде ж я тебе его возьму?! Упрямый ты, бэнг! Сколько раз говорено: было кольцо,да куда-то запропало. Может, соскользнуло? Пальцы-то вон как у нее исхудали,долго ли упасть колечку?..

Лиза шевельнула левой рукой, но не ощутила на безымянномпальце прохладного ободка. С усилием вспомнила, как, простившись с Лисонькою,сняла колечко со шнурка и надела на палец… Оно потом больно врезалось в кожу,когда Алексей под венцом стиснул ей руку. А после? Уж не уплыло ли оно в Волгу,когда Лиза тонула, цепляясь за борта расшивы? Нет, пожалуй, нет, тетушкинокольцо было цело, коли его видела эта женщина, Татьяна, да и цыган, наверное,тоже видел. Но что же это за кольцо? Каково его значение для тетушки-покойницы,для этого незнакомца? И где оно все-таки?

Она почти не дышала, надеясь услышать еще что-то; однако вэтот миг Татьяна высыпала в булькающее варево новые травы. По избе расползсяострый пряный аромат. Ноздри защекотало, Лиза не удержалась и громко чихнула.

Тут же над ней нависли две неясные тени, а через миг мракрассеялся: женщина поднесла к самому лицу Лизы лучинку. Но при этом осветилисьи склоненные над девушкою лица, и она вновь едва не лишилась чувств.

Воистину, были они ужасны! Кривая гримаса того самогосергача, который являлся ей в кошмарных сновидениях, а рядом с ним – дочернасмуглая личина, крест-накрест перечеркнутая по щекам и носу бледно-розовымишрамами.

Крик замер в горле. Лиза вскинула руки, заслоняясь, но цыгансхватил ее за плечи и заставил сесть.

– Да, хитра Неонила! Ан по-моему вышло. Говори, где кольцо?

Лиза качнула головой, завороженно уставилась в единственныйглаз цыгана. Ничего, кроме лютой злобы, не было в нем.

– Зря молчишь, княжна! – выговорил Вайда негромко, ноэти тихие слова была напоены таким ядом, что Лиза невольно застонала. –Зря молчишь! Я долго ждал! Слишком долго! Сперва проклятая Неонила вокругпальца обвела. – Он внезапно охрип и какое-то время не мог рта разжать, даи потом говорил придушенно, словно тоска накинула удавку ему на горло. – Аведь это за ее грех я… Ну да ладно! Выжил! Потом искал ее. Нашел. Так ведь издесь ее черт спас. Меня же едва мой медведь не задавил, но ничего, я сновавыжил. Вот он я, видишь? И, гляди, расщедрилась судьбина: тебя прямо в руки комне принесла. Там-то, в Нижнем, Неонила мне другую девку едва не подсунула.Помнишь? А ты бойка! Как меня тогда! – Он хрипло засмеялся, словнозалаял. – Любо! Любо! В отца своего пошла, в Михайлу Ивановича, в егосиятельство… чтоб не знать ему на том свете роздыху, когда станут бесы терзать.Но ты не убойся меня. Ты мне без надобности. Мне кольцо нужно! Где оно? Говори!

Лиза опять качнула головой, будто китайский болванчик:раз-два, из стороны в сторону.

Разгоряченный лик Вайды потемнел. – Ну, колитак, – тяжело уронил он, – коли так… – И, вновь воспламеняясь гневом,выкрикнул: – Тэ хав мэ дадэскиро мас! [12]

Он сорвал со стены тулуп, окутал им Лизу так, что она немогла шевельнуться, и, отбросив в угол Татьяну, пытавшуюся преградить ему путь,выскочил из избы. Сила его была такова, что он одной рукой перекинул Лизу черезплечо, а другой схватил какую-то орясину и подпер дверь, чтобы хозяйка,бросившаяся вдогон, не смогла выйти.

– Хасиям, ромалэ! [13] – отчаянно кричалаона и билась в дверь. Напрасно: цыган был уже далеко.

Вонючие завитки бараньей шкуры забивали рот и нос. Лизапочти задохнулась, когда после стремительного бега, показавшегося еймучительно-бесконечным, цыган наконец остановился и сорвал ношу с плеча. Онпоставил девушку, и она пронзительно вскрикнула: снег ожег босые ступни. Тут жеручища цыгана запечатала рот, а ненавистный голос произнес:

– Тихо! А то шею сверну, не помилую. Посмотри-ка лучше сюда!

Он грубо повернул Лизу, и она сквозь слезы, застывшие наресницах, с трудом разглядела, что оказалась на малой лесной прогалине, вокружении могучих, сплошь белых елей, а перед ней стоит сооружение весьмастранного вида. Оно являло собою округлую фигуру, в поперечнике саженей вшесть, огороженную высоким и толстым частоколом. Сооружение было разгорожено натри клетушки, из коих одна, в середине, обнесена досками, а иные – кольями. Вкаждой были свои дверцы. Все клетушки пустовали, кроме одной, из которой нессяистошный поросячий визг.

Цыган сорвал с Лизы тулуп, затем приподнял одну из дверей и,пригнувшись, ворвался в клетушку, волоча за собой девушку. Здесь цыган затянулна ее руке петлю, а другой конец веревки накрепко прикрутил к одному из столбовчастокола. Все это он проделал с невероятным проворством, будто анчутка,оживший вихрь. Толкнув Лизу так, что она растянулась на снегу, Вайда выскочилиз клетушки, приподнимая за собою висячие двери и закрепляя их на небольшойвысоте. Оказавшись на воле, он обежал частокол, припал к ограде рядом с Лизой.

– Знаешь, что это? – выкрикнул он. – Садок дляволков! Чуть смеркнется, они тут будут. Вон для них притрава, – он махнулв сторону деревянной загородки, скрывающей поросенка. – А теперь еще и ты.

– Нет! – закричала Лиза, бросаясь на ограду.

– Не пытайся. Не повалишь. Случается, и медведь сюдазабредет, так что накрепко слажено, – ухмыльнулся цыган. – Ну, гдекольцо? Отдашь?