Восемь лет впитывали в себя философские и богословскиезнания молодые нижегородские поповичи, а затем разъезжались: часть – продолжитьобразование в Московскую духовную академию, а другие – на места, в разныегорода Поволжья. Леонтий полагал, что он вернется в Балахну, а впрочем, готовбыл ехать куда угодно. Но суждено ему было иное: за успехи его отправили намедицинский факультет университета в Москву.

На торжественном выпускном акте 29 апреля получили дипломы вчисле прочих и нижегородцы Орлов и Брагин. Но здесь пути их разошлись. Орловостался в Москве – трудиться в Военном госпитале. А Брагин отправился впутешествие…

Практическая медицина нимало не влекла Леонтия, однако желюбовь к латыни сыграла свою «пагубную» роль, ознакомив молодого человека сосновами естествознания, а прежде всего ботаники. Он упивался научной латынью,будто музыкою; и для него чудом, благословением божьим было приглашение отИвана Николаевича Лопухина, профессора Петербургской академии наук, отправитьсяпосле окончания университета в составе им возглавляемой экспедиции для изучениягеографического, геологического, этнографического и биологического состоянияроссийских провинциальных краев от Санкт-Петербурга до самого Урала.

Однако накануне отправления экспедиции, простудившись поддосадливым дождичком, Леонтий Брагин слег с осложнением, именуемым aposteloavris, сиречь нарывом в правом ухе, весьма болезнетворным и едва не сделавшимсяпричиною воспаления мозга. Когда Леонтий поднялся на ноги, экспедиция была ужев пути.

Недолго пребывал Брагин в растерянности относительнодальнейших своих действий. Он был готов следовать за лопухинской экспедицией.Ни о чем другом и думать не желал!

Наведя справки в Нижнем, он понадеялся, что сможетперехватить Лопухина в городке Василе, где Волга встречается с Сурой и гдепрофессор планировал недолгую остановку. Сговорившись с хозяином торговойрасшивы, которая шла вниз по течению, Леонтий в полдень холодного августовскогодня прибыл на борт. Однако погода на глазах испортилась, и хозяин остерегсясниматься с якоря. Он оказался прав, ибо к вечеру разыгрался настоящий шторм.

Леонтий спустился в трюм, вынул из дорожной котомки походныйподсвечник, чернильницу с крышечкой, очинил поострее перышко, разложил тетрадкии бойко застрочил, занося на бумагу все, что узнал от хозяина постоялого двора,когда из-за распутицы застрял на два дня близ Владимира:

«Прелюбопытное заблуждение владимирских жителей состоит втак называемом Плавучем озере. Озеро сие находится в восьми верстах отВладимира, весьма обширно оно и глубоко. Наименование «Плавучее озеро»произошло от следующей повести.

Великий князь Юрий Владимирович Долгорукий, объезжая иосматривая грады и веси правления своего, ехал чрез те места, где ныне стоитцарствующий град Москва и которые тогда принадлежали некоему боярину Кутковичу.Князь Юрий Владимирович ждал поздравления от сего боярина, но сей горделивыйбоярин отвечал его посланным, что он нимало не обязан оказывать послушаниекнязю, будучи сам властелин в маленькой своей землице. Юрий Владимирович,сильно раздраженный сим ответом, приказал своим воинам насильно привести предсебя сего упорного боярина. И как тот нимало не хотел извинять свою проступку,то по приказу князя на том же месте лишен был жизни.

Бывшие у него дети, сын и дочь, услышав о судьбе своегородителя, с великим воплем и рыданием прибежав, оплакивали тело отца своего…»

Леонтий поднял голову. В плеске воды и шуме ветра ему вдругявственно почудился крик.

Прислушался. Встал, отодвинув сундучок, служивший емустолом.

В тесном трюме полутемно, ничего не различить, кроме звуковшторма.

«Может быть, на палубе что-то?» Он уже двинулся было клесенке, но взгляд его рассеянно скользнул по записям в тетради:

«…с великим воплем и рыданием прибежали оплакивать тело отцасвоего…»

Леонтий усмехнулся. Вот чей крик ему послышался! Все оченьпросто! И все-таки холодком овевало ему спину, когда он снова уселся ипродолжил работу:

«Великий князь Юрий Владимирович, будучи тронут жалостнымсостоянием осиротевших сих детей, взял их с собою, и князя Андрея, единого изсыновей своих, княжившего в Суздале и Ростове, а потом основавшеговеликокняжеский престол во Владимире и на Клязьме, женил на осиротевшей девице.

Княгиня, памятуя убиение отца своего, по наущению своегобрата начала помышлять о мщении и подговорила бояр города Владимира. В скоромвремени обольщенные ею вельможи убили князя.

Князь Михаил Юрьевич, бывший преемником брата своего Андреяв княжении Суздальском и Ростовском, спроведав о плачевной судьбине братасвоего и собрав полки свои, приступил к Владимиру. Изымав Кутковича и осудивправедным судом княгиню, яко участницу в убиении, определил им казнь: зашив ихв коробы, приказал бросить в озеро, ныне Плавучим называемое…»

Волна ударила в борт расшивы, и Леонтий едва успел пойматьподсвечник. Огонек погас. Пока нашаривал огниво, в темноте маячили коробы,плывущие по озеру, стон несся над водой… Наконец разжег свет и, отогнавпризраки, уселся писать снова:

«Не мое дело испытывать справедливость сия повести. Для менядовольно сказать, что сия повесть во Владимире за истину почитается, и людидумают, что сих утопленников за их беспримерный знак неблагодарности и злобыземля не принимает, и так они до сих пор по оному озеру плавают. Однако князей,по повести, было потоплено двое, но воображаемых коробов иногда великое числопо озеру плавает, и которые не что иное суть, как кочки, обросшие ветвистыммхом, которые на несколько сажен от берегов покрывает вода. Коренья и вестионого так крепко между собою сплелися, что по нему, как по зыбленному полу,ходить можно, однако не без опасности. Обширность озерных вод, обуреваемыхветрами, нередко отрывает целые глыбы или большие кочки упомянутого мха и носитих по озеру, отчего и заблуждение происходит народное».

Завершив свой поэтический рассказ сим натуралистическимфиналом, Леонтий отложил вконец затупившееся перо и с удовольствием распрямилзамлевшие, перепачканные в чернилах пальцы. Спаси Христос, все хорошо. И надуше полегчало. Правда, в ушах так и звенит крик… тот жалобный зов! Он наскоропомолился, потом скинул камзол, рубаху и штаны и, завернувшись в легонькийтулупчик, оставшийся от отца, улегся на тюках с кожей, шерстью и льном,которыми была нагружена расшива.

Едва рассвело, как его разбудили беготня и суета на палубе.Торопливо одевшись, Леонтий поднялся наверх.