— Садись! — уже агрессивно рычит и хватает меня за талию, немного приподнимая, подтягивая к себе, направляя. Член упирается в складочки, но дальше он останавливается. Пытаюсь опуститься медленно, головка давит, растягивает, причиняя дискомфорт. — София! — сжимает мою талию, впиваясь пальцами в кожу. Я зажмуриваюсь и резко сажусь, давя всем телом, вызывая всплеск воды, которая льется на пол.

— Мамочка! — вскрикиваю, а из глаз непроизвольно брызжут слезы.

Это больно… Больнее, чем я думала…

Внутри все горит…

Кажется, если я двинусь, его огромный член разорвет меня. Пытаюсь дышать, чтобы облегчить боль, но ничего не выходит.

— Тихо, тихо, моя девочка! — Смотрю в его глаза сквозь пелену слез и вижу на его лице удовлетворение. Мне нестерпимо больно, а он доволен. — А как ты думала? — усмехается и собирает губами мои слезы, слизывая их, наслаждаясь. — Моими женщинами становятся только через боль. Дальше выбор тоже за тобой. Либо ты расслабляешься и впускаешь меня. Либо терпишь боль до последнего, — хрипло шепчет он и сам подается бедрами, крепко фиксируя меня за талию, вызывая очередной всплеск боли внутри.

Ничего не могу ответить. Расслабиться?! Как я, по его мнению, должна расслабиться?!

Он больше ничего не говорит. Хватает меня за попу, сжимает и управляет как куклой, приподнимая и насаживая на себя. Сначала медленно, но с каждым новым толчком ускоряясь, проникая все глубже и грубее, не обращая внимания на мои рваные рыдания и то, как я сильно цепляюсь за его плечи, впиваясь ногтями в кожу.

Этот зверь отстраняет меня, опуская глаза вниз, смотря, как входит в меня, натягивая плоть до предела, на окрасившуюся вокруг нас бледно-розовую воду, и удовлетворенно хрипло стонет с каждым новым сильным толчком.

Я не знаю, сколько это все длится, кажется, вечность. Чувствую только жжение внутри, тянущую боль внизу живота и то, как он жадно ловит мои соски, сильно всасывает и кусает, оттягивая. Оставляет отметины, засосы на груди, шее, царапая зубами, при этом тяжело дыша. Всплески воды становятся сильнее, вода льется на пол, но ему все равно, он ускоряется, поддаваясь ко мне, проникая глубже, не щадя!

Мне кажется, я больше не выдержу и секунды. Хочется кричать, чтобы остановился, умолять больше этого не делать, просить пощадить, но я не могу произнести и слова, только скулю от боли и расцарапываю его плечи, заливаясь слезами. Ничего хорошего и приятного в сексе нет. Это ужасно больно и мучительно. Кто придумал, что это прекрасно?! Удовольствие получает только он, а я пытаюсь вытерпеть.

И вот когда мне кажется, что я больше не вынесу этой пытки, Константин резко останавливается, приподнимает меня, полностью выходит, обхватывает член, пару раз проводит по нему рукой и кончает, с хриплым рыком запрокидывая голову. На поверхности воды появляются белые густые капли, смешиваясь с розовыми разводами.

Адамади не дает мне прийти в себя, хватает за волосы и притягивает к себе, впиваясь в искусанные губы. Грубо целует, раздвигает языком губы, пожирая мой рот, лишая последнего дыхания.

— Очень вкусная девочка, — произносит на выдохе в губы. — Такая горячая, очень узкая, до сладкой боли, — скользит губами по скулам, к шее, втягивая кожу, кусая. Он уже не внутри меня, не двигается, а мне все равно больно.

Этот зверь вновь слизывает мои слезь! и оттягивает за волосы, осматривая заплаканное лицо. А мне кажется, что в этот момент я люто его ненавижу. Стискиваю зубы, прекращая плакать, и еще сильнее впиваю ногти в его расцарапанные плечи, пытаясь причинять боль. А зверь лишь усмехается.

— Зайка с характером. Это даже забавно, — откровенно смеется и отпускает меня, полностью расслабляется, откидываясь на бортик джакузи, и закрывает глаза, восстанавливая дыхание. Замираю, прислушиваясь к себе, боль отступает, оставляя неприятную пульсацию между ног. Уже не плачу, но все равно неконтролируемо всхлипываю.

Через несколько минут он просто ссаживает меня с себя и выходит из ванной. Берет полотенце и вытирается.

— Ты предохраняешься? — совершенно спокойно спрашивает он.

— Нет, — мне бы тоже выйти из воды, но я не могу пошевелиться. Плохо уже больше морально, чем физически.

— Утром поедешь с Викторией к доктору, пусть он осмотрит тебя и подберет контрацепцию.

Ненавижу резинки! — Адамади оборачивает бедра полотенцем и кидает на меня взгляд. — Прими душ и ложись спать. Если нужно, прими обезболивающие. Аптечка в шкафчике под раковиной, — кидает он мне и выходит из ванной.

Обнимаю колени, опуская на них голову. Боли почти нет, немного саднит, но терпимо. Мне кажется, я вся пропитана горьким запахом этого мужчины и хочется отмыться.

София

Я приняла обезболивающие и на удивление очень быстро провалилась в сон. Наверное, мой организм бережёт меня, уходя от реальности. Я вымотана морально, и крепкий сон мне просто необходим. Снилась мама. Словно я попала в детство, когда все было иначе, когда с нами ещё был папа, и мне казалось, что он меня любит… Когда мы с мамой готовили воскресный обед, обязательно что-то вкусное и любимое всеми, когда мама была здорова, молода и часто улыбалась, а я считала нашу семью самой счастливой. Сон был настолько явным, что, когда я проснулась, ещё несколько минут казалось, будто все еще нахожусь там, в моем розовом мире, и мои очки пока не разбились. А потом накрыло горьким разочарованием от осознания реальности…

Хватаю телефон в желании позвонить маме, хотя бы услышать ее голос и понять, что все это не зря, но на часах всего лишь семь утра, и я боюсь ее разбудить. Откладываю телефон и поднимаюсь с кровати. Спать больше не хочется, и лежать я просто так не могу. Надеваю халат, стараясь не смотреть на следы на груди и талии от пальцев и жестких поцелуев Адамади. Между ног немного саднит, но все не так страшно. Жить буду.

Сажусь за туалетный столик, расчесываю волосы и осматриваю себя, ища изменения. Все те же глаза, губы… Внешне я та же. А внутри… Там пусто, и я хочу, чтобы так и оставалось, потому что так легче. Оставляю расчёску и всматриваюсь себе в глаза.

«Я все выдержу!» — повторяю себе. — «Боль можно пережить».

Перевожу взгляд на часы и вздыхаю. Время так медленно тянется. А я хочу услышать маму. Мне это просто необходимо. Встаю с места, подхожу к окну и морщусь. Между ног от ходьбы становится дискомфортно. Отодвигаю штору и выглядываю во двор. Сначала резко задвигаю штору, а потом все же выглядываю назад от любопытства. У главного входа останавливается огромный черный внедорожник, из него выходят двое крепких мужчин в кожаных куртках. Один из них открывает багажник и вытаскивает оттуда связанного парня. Они не церемонятся с ним, как мешок кидают на каменную дорожку перед входом. По телу проходит озноб, поскольку лицо парня в крови, а одежда порванная и грязная. Мне бы не смотреть, но я, как загипнотизированная, шокированная не могу оторвать глаз от этой картины. На окнах довольно хорошая шумоизоляция, поэтому я не слышу, о чем говорят на улице.