Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда…обман. С одной стороны, утверждения, отрицающие, что что-то существует или о чем-то известно, могут быть истинными и сделанными добросовестно. Вы не в курсе происходящего («знаете» только в бессознательном и, следовательно, в недоступном смысле). С другой стороны, существует преднамеренный обман, откровенная ложь, высказываемая цинично и недобросовестно: например, опровержения, сделанные турецким правительством или руководителями табачной промышленности. И.Чарни отмечает непрерывный и плавный переход от «невинного» к «злонамеренному» отрицанию известных геноцидов: «наивные» отрицатели (например, «ревизионисты») Холокоста могут действительно верить в свое мировоззрение, поэтому их отрицания искренни; со стороны противной люди знают все факты, но нагло лгут и скрывают правду[12]. Именно этим и занимаются политики и общественные деятели большую часть времени. Отрицание мужем неверности жены допускает более тонкие вариации: он может действительно не знать; он может подозревать, но не стремиться получить доказательства своих подозрений; он может знать, но намеренно делать вид, что другие не знают.
Отрицание всегда частично; некоторая информация всегда сохраняется. Этот парадокс или двойственность – знание и одновременно незнание – составляет основную идею концепции. Это создает то, что Вурмсер красиво называет «псевдоглупостью»[13].
Сознательный…бессознательное. В дискурсе реакции общества на доклад Общества борьбы за права человека о пытках, на исследования, доказывающие канцерогенное воздействие табака, на газетные разоблачения подлости и коррупции, открытое отрицание фактов или знаний вряд ли можно назвать «бессознательным». Объяснять и доказывать это излишне. Общественные деятели сознательно лгут о том, что им явно известно. Однако в личной, частной сфере – в случаях неверности, болезни, семейного насилия, горя, пагубных привычек, сексуальности – справедливо обратное. Даже те, кто не привержен фрейдовскому метанарративу, обычно (бессознательно?) описывают и объясняют практически любую форму отрицания как бессознательный защитный механизм. Неудобные истины слишком опасны, чтобы их можно было «знать», поэтому они бессознательно изгоняются в какую-либо недоступную область разума. Таким теориям посвящена большая часть этой главы.
Опыт…действие. Три из четырех стандартных компонент человеческого действия естественным образом согласуются друг с другом: познание (знание): вы отрицаете факты или свое знание о них; эмоция (чувство): вы отрицаете свои чувства («Я ничего не чувствовал, когда мне сказали»); мораль (суждение): вы одобряете то, что было сделано, или заявляете, что не имеете никакого суждения («я не вижу, что было так уж неправильно»).
Четвертый компонент, действие (поведение), связан с отрицанием менее очевидным образом. Вам предоставляется убедительная информация о связи курения и рака. Но вы игнорируете это и продолжаете курить («Это моя проблема»). Другие формы бездействия – безразличие, апатия, пассивное наблюдение – как бы соглашаются с тем, что «это не моя проблема». Отсутствие действий объясняется политическими убеждениями, трусостью, ленью, эгоизмом и чистой аморальностью лучше, чем сложными состояниями психического отрицания. Если только мы не согласимся с китайским мудрецом в том, что «знать и не действовать – значит не знать».
К счастью, уловки повседневного сознания подрывают любую попытку объединить эти пять измерений в четкую схему. Одно лишь буквальное отрицание, в смысле «незнания», могло означать: «Я даже не думал об этом», «Я скрывал от себя правду», «Я подозревал», «Я отчасти знал», «Я узнал лишь недавно», «Я думал, что не знаю, но я должен был знать». Клинические психологи, увы, пытаются ранжировать эти вариации. В нижней части шкалы отрицания находятся незначительные упущения в осознании, попытки свести к минимуму дискомфорт и поиск хорошего в трудных ситуациях. На верхнем уровне внешняя реальность категорически отрицается: «Я не в больнице; это отель Холидей-Инн». На среднем уровне отрицаются болезненные или пугающие последствия событий или восприятий, хотя сами факты признаются[14]. Помимо бессознательного блокирования известных фактов, отрицание может быть заблаговременным сознательным решением избежать ситуаций, в которых такие факты могут раскрыть себя.
Эти тонкие различия остаются и становятся заметными, когда мы переходим от психической сферы к политической. Как рядовой гражданин, вы знаете, что ваше правительство творит ужасные вещи с каким–либо национальным меньшинством, ситуация ухудшается, и уже говорят о «перемещении». Каким образом вы сможете «отрицать» все это?
• Вы намеренно отводите глаза от реальности, потому что не хотите получать тревожную информацию выше определенного порога или не хотите, чтобы вас заставляли отстаивать свою позицию. Поэтому вы перестаете смотреть телевизор, читать газеты или разговаривать со своими политически ангажированными друзьями.
• Вы не замечаете этой реальности и не понимаете ее природы, потому что это всего лишь часть вашего само собой разумеющегося взгляда на мир. Вы буквально не замечаете или не понимаете, что происходит что-то особенное или необычное.
• Вы видите, что происходит, но отказываетесь в это верить или не можете «принять это». Если бы эти очевидные факты и их очевидные интерпретации оказались правдой, это серьезно угрожало бы вашему чувству личной и культурной идентичности.
• Вы прекрасно осведомлены о формирующейся реальности, но открыто отрицаете это, потому что поддерживаете проводимую политику или вас не беспокоит то, что происходит. Вы не обращаете внимания на это внимания, вам просто все равно. Или вы следуете либо официальному предписанию государства, либо негласному культурному пониманию, что вам не следует высказываться по некоторым вопросам и следует доверять тем, кто лучше вас знает.
• Вы обеспокоены, возбуждены, даже возмущены происходящим, но по многим причинам (боязнь выделиться, бессилие, чувство самосохранения, отсутствие очевидного решения) храните молчание. Вы не протестуете лично (напишите письмо, сообщите об этом, увольтесь с государственной службы); вы не участвуете ни в каких коллективных акциях протеста.
Политические состояния, внешне похожие – апатия и покорность, – могут таить в себе в действительности разные психологические состояния. Их общую составляющую можно назвать «отрицанием», но она не обязательно соответствует формальному определению:
Утверждение об окружающем мире или о самом себе (или о вашем знании мира или о самовосприятии), которое не является ни буквальной истиной, ни ложью, предназначенной для обмана других, но допускает странную возможность одновременного знания и незнания. Существование того, что отрицается, должно быть «каким-то образом» известно, и в утверждения, выражающие это отрицание, нужно «каким-то образом» верить.
Многие другие применения этого понятия не соответствуют перечисленным критериям и могут полностью упускать из виду парадокс отрицания. Только лишь психоанализ приближается к неоднозначности этого понятия. Аналитик имеет дело с бессознательной потребностью субъекта не знать о тревожащих его вещах, поэтому в первую очередь должны быть определены тревожные идеи и эмоции, которые мобилизовали отрицание; пациент сопротивляется,