Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если человека, просидевшего несколько часов в подвале, вывести на свет, ему будет трудно приспособиться к смене уровня освещенности – он станет щуриться и закрывать руками лицо, будучи не в состоянии сфокусировать взгляд. Нечто похожее происходит и со множеством людей, когда они вдруг решают выйти на пробежку. Тело, неподвижно сидящее за компьютером большую часть дня, пребывает в полусонном состоянии. Когда мы внезапно приводим его в активное движение со всеми сопутствующими нагрузками, ему приходится приспосабливаться. Естественным образом тело принимает привычную для него позу, в результате чего мы бегаем с опущенной головой и плечами, сгорбившись и наклонившись вперед от талии.
Как продемонстрировал Джеймс Эрлз на примере с куском эластичной ленты, выпрямившись, мы создаем напряжение в фасциальной системе своего тела, которая возвращает нам эту энергию, придавая нашим движениям плавность, упругость и слаженность.
Когда же эта система остается незадействованной, нужное напряжение не создается. Мы перебираем ногами, напрягаемся и пытаемся поднажать, только вот без естественной упругости, создаваемой нашей фасциальной системой, без использования естественного моря напряженности нашего тела вся нагрузка ложится на мышцы, и в результате мы устаем – а зачастую еще и получаем травму.
Быт современного человека способствует сутулой позе, поэтому не удивительно, что нам так сложно двигаться с красиво выпрямленной спиной, когда мы все-таки встаем со стула, чтобы выйти на пробежку. Я начал свой путь, так как хотел помочь людям избегать этих распространенных дурных привычек и ошибок, часть которых я допускал и сам, – потому что они приводят к травмам и неэффективному расходу сил, ухудшают результаты и не дают полностью раскрыть имеющийся потенциал. Постепенно я начал осознавать реальные масштабы этой проблемы.
Вернувшись домой в Великобританию, я отчетливо понял, насколько важными были исследования, проведенные мной в Уганде. Везде, куда бы я ни посмотрел, я видел плохую технику бега, главным виновником которой было «плохое воспитание» – то, как мы жили, как использовали свои тела и как воспринимали движения, катастрофическим образом влияло на то, как мы двигались. Человек западной цивилизации настолько отдалился от природы, что в своем большинстве разучился двигаться в упругой манере.
Если плохая осанка, вызванная образом жизни, была болезнью, то я видел перед собой самую настоящую пандемию, которая распространялась с пугающей скоростью.
Вышеупомянутый Даниэль Либерман, автор основополагающей работы «История человеческого тела», пришел к выводу, что навыки, приобретенные в процессе эволюции, теряются, если перестать их использовать. Таким образом, хотя я и был уверен, что начал раскрывать секреты бегунов, мое внимание быстро переключилось на куда более серьезную проблему.
Что, если в результате нашего образа жизни мы не просто сбились с пути? Что, если для большинства представителей западного мира возвращаться к истокам было уже слишком поздно?
Надежда. Она может быть мощным стимулом. Когда человек, казалось бы, все потерял, опустившись на самое дно. Малейшего ее проблеска может оказаться достаточно, чтобы начать подниматься обратно. В своей работе я не раз становился свидетелем невероятных примеров человеческой стойкости. Мне довелось сыграть свою скромную роль в грандиозных победах над серьезными недугами, подорвавшими способности человека к передвижению. Всем этим людям оставалось лишь уповать на призрачную надежду, что в один прекрасный день они снова побегут. Эта вера в лучшее подпитывала их силу и жизнестойкость, и в итоге им каким-то чудом удавалось со всем справиться. Их истории дарили надежду и мне в нелегких попытках выяснить, можно ли изменить то, как мы бегаем.
За плечами Рори Коулмана больше забегов, чем у меня обедов в самолете. Бросив курить и пить в 30 с небольшим, Рори стал пробегать по марафону каждые выходные и вскоре перешел к более изнурительным и суровым нагрузкам. Он пробежал более 1000 марафонов, более 250 ультрамарафонов, 9 раз попал в Книгу рекордов Гиннеса, а однажды пешком преодолел 1600 километров от Лондона до Лиссабона за 43 дня, успев прибыть к открытию чемпионата Европы по футболу 2004 года. Также Рори стал постоянным участником Сахарского ультрамарафона – он преодолел его 15 раз – и стал наставником и тренером сэра Ранульфа Файнса, когда тот решил попытаться преодолеть этот забег – что успешно и сделал.
Впервые мне довелось поработать с Рори незадолго до того, как он отправился на свой 13-й Сахарский марафон. В следующий раз мы встретились на треке в Бристоле примерно год спустя. Было очевидно, что за прошедшее относительно недолгое время он прошел через многое.
У каждого есть свой Эверест. Испытание, для прохождения которого приходится преодолеть себя без какой-либо гарантии успеха. Казалось, Рори было все по плечу. Чем больше экстрима, тем лучше. Если для многих пробежать разом весь марафон было достижением всей жизни, то Рори делал это каждую неделю. Он не задумываясь записывался на ультрамарафоны, где было необходимо пробежать более 150 километров в самых экстремальных условиях. Его Эверестом между тем неожиданно стал один пятикилометровый круг по местному парку.
«Все случилось в начале сентября 2016-го. Перед этим в апреле я пробежал свой четырнадцатый Сахарский марафон. Незадолго до отъезда в Марокко я снял короткометражку в Лондоне, приехав туда на машине из Кардиффа. Я из тех людей, которые почти никогда не болеют. За всю свою карьеру я не получил ни одной серьезной травмы. Однако в тот день я чувствовал себя отвратительно. Ощущение дискомфорта в итоге переросло в расстройство желудка, но записываться на прием к врачу было уже слишком поздно, так что я отправился в Северную Африку, где по прибытии в лагерь сразу же принял лекарство. Мне полегчало, и я не стал отказываться от участия.
Оглядываясь назад, я понимаю, что все признаки болезни были налицо. Сахарский марафон 2016 года выдался тяжелым, и мне было трудно бежать. Тогда я все списал на особенно сложную трассу, выбранную для забега. За пять километров до финиша одного из этапов начался довольно приятный для бега участок, так что я решил прибавить скорость. Я поравнялся с французским бегуном, и вскоре мы уже вовсю боролись за место и шли ноздря в ноздрю. Мало того что он обогнал меня на финише – что было весьма неожиданно, учитывая ту скорость, с которой я приблизился к нему, – так еще когда мы остановились, я никак не мог отдышаться. Так продолжалось полчаса, и мой уровень насыщения крови кислородом упал до 88 процентов. Врачи дали мне кислородную маску, и, когда мои показатели нормализовались, я вернулся в свою палатку и продолжил марафон, ругая себя за то, что поддался искушению ускориться на финише.
Вернувшись в Великобританию, я пообещал свой жене, Дженни, вместе отдохнуть на выходных, и мы отправились в Малверн, где поселились в чудесном отеле. В нашем номере была огромная роскошная кровать, которая, на мой взгляд, была не лучше доски с гвоздями – мне никогда в жизни не было так неудобно на чем-либо спать. Боль в спине была просто невыносимой. Вернувшись домой, я направился в больницу, где мне выписали обезболивающие. Мне стало хуже. Я пошел туда снова, и мне дали таблетки посильнее. Когда я вышел из дома, я был в агонии. Меня шатало из стороны в сторону – прохожие наверняка думали, что я напился! Я позвонил своему врачу, и он сказал: „Если успеешь добраться за пять минут, я тебя приму”. Я приехал туда на машине, только вот, заехав на парковку, понял, что ноги меня не слушаются. Я не мог нажимать педали и кое-как припарковался с помощью ручного тормоза. Врач сказал, что у меня так называемый синдром Гийена – Барре. Он велел мне ложиться в больницу. Я сказал, что соберу вещи и попрошу Дженни меня привезти.