– Она считает корабельную воду… отравой. Взяла за правило собирать дождевую. Над ней смеялись, но насмешники теперь наказаны. После недавних дождей воды достаточно, чтобы ее делить…

– С кем делить?

– С вами, ваше высочество. По просьбе адмирала.

– Я пью дождевую воду?

– По мере возможности, ваше высочество.

– Что себе адмирал позволяет?!

– Позволяет следить за вашим здоровьем. По поручению короля Альберика, вашего батюшки.

Вода – первая неожиданность для принца. И вторая не лучше: Лукас выбрал его в помощники. Потому что больше некого.

– Можно, конечно, взять Щепку, – продолжал фельдшер. – Если вы согласитесь поработать на кухне и сварите рис на тридцать человек… Хотя, мне кажется, паренек не дорос до операций. А вам как кажется, ваше высочество?

– Хорошо, я помогу.

Тибо вышел из каюты решительным шагом, держа под мышкой бутылку отличной вишневой водки, которую когда-то получил в подарок и сберег до сих пор. Осторожно протиснулся между гамаками на нижней палубе, стараясь не дышать вонючим гнилостным воздухом, и вошел в лазарет. Больной лежал на узкой койке, на соломенном тюфяке. Он метался в горячке, мокрый от пота, и через его влажную рубаху принц Тибо видел, как бьется у него сердце.

Эма уже была тут. Она сушила самодельные бинты, которые только что прокипятила. Долгие недели Тибо избегал Эмы и вот теперь вынужден помогать при операции вместе с ней… Она вытащила большими деревянными щипцами очередной бинт из кипящей воды и без всяких церемоний протянула его принцу. Мало кто из женщин забывал о том, что Тибо принц, и он почувствовал к Эме что-то вроде благодарности за ее непринужденность. Тибо избегал ее взгляда, боясь, как бы лазарет не засветился сверхъестественным мерцающим светом. Взял бинт и обжег пальцы.

– Ваше высочество, засучите рукава и вымойте как следует руки, – распорядился фельдшер, заплетая свои длинные волосы в косу. – Чистота, в том числе и наша, увеличивает шанс на выживание больного.

Да, таково было последнее открытие современной медицины. Судовой врач смеялся над ним, зато фельдшер тер руки чуть ли не до крови. Потом поднял крышку большой шкатулки. Внутри шкатулка была обита красным бархатом и разделена на множество отделений, в которых лежали шесть ножичков разной величины и скальпели с деревянными ручками. Имелись там еще очки, пинцеты, зажимы, похожие на ножницы, и учебник с пожелтелыми страницами, который Лукас успел прочитать семь раз. «Очерк по хирургии на борту судна. Что необходимо строго соблюдать в неблагоприятных условиях» – вот как учебник назывался. Внутри крышки пристроился главный инструмент, при наличии которого становились ненужными все остальные: пила.

Плотник покосился на шкатулку и скривился.

– Похожи на твои, разве нет? – заметил Лукас, желая ободрить Жюля.

Занавеска отодвинулась, и появился Щепка с двумя деревянными ложками в руках. Он положил их больному на мокрую рубаху.

– Чем кричать, пусть грызет во время операции, – простодушно сказал Щепка.

– Хорошая мысль, паренек, спасибо, – отозвался Лукас, которому явно было не по себе.

Юнга исчез.

– Сколько времени понадобится? – спросил Жюль.

– Опытному специалисту двадцать минут.

– Рекорд поставил некий Превер де Бержерак, – сообщил принц Тибо. – За девяносто секунд управился. Правда, неизвестно, остался ли в живых пациент.

Принц прикусил язык. Надо же было совершить такую оплошность!

Жюль повторил заплетающимся языком:

– Сколько понадобится времени, Лукас?

– Как сказать… Я не специалист и не Превер. Мы в открытом море. Может, сорок минут. Может, сорок пять.

Бортовая качка стала резче. Корпус шхуны потрескивал. Лампы-молнии качались и разбрасывали не столько свет, сколько тени. Лукас глубоко дышал, стараясь успокоиться. Сейчас как никогда ему была нужна твердая рука.

– Готово. – Фельдшер повернулся к помощникам. – А вы готовы?

Эма и принц Тибо утвердительно кивнули.

– Жюль, я буду говорить, а ты меня слушай. Я буду говорить без умолку, и тебе не обязательно вникать в мои слова. Тебе нужно слышать мой голос, понял? Будь с нами – это главное.

Лукас взял в руку зажим, им перекрывают вену, чтобы не потерять много крови.

– Рекомендуют отсекать гангренозную часть как можно выше, но по возможности не трогать сустав, чтобы сохранить что можно… Компромисс. Стало быть, вот здесь – над запястьем. Держите крепко плечо, ваше высочество, пока я прилажу зажим. Эма, приподнимите руку. Я зажимаю, старина, зажимаю, как только могу. Не хватало нам только кровотечения. Дайте-ка ему глоток водки, ваше высочество. Эма, стерилизуй вот этот нож, похожий на полумесяц. Спасибо. Держите ему руку. Я знаю, Жюль, будет дико больно. Знаю, знаю. Держите крепче руку, Эма. Ваше высочество, суньте ему ложку в рот. Кусай, Жюль, кусай. Я начинаю. Прижмите плечо покрепче. Круговой надрез. Бедняга ты, бедняга. Так, получилось, лоскут кожи оставляем… Перехожу к мускулам… Держите, держите крепче! Черт бы побрал эту лампу, как же она качается. Держите еще лампу, ваше высочество, держите лампу! И ты, Жюль, не шевелись. Не смей шевелиться. Лучше держите его, принц! Черт с ней с лампой. Так, косой надрез. Но это же безобразие, а не скальпель! Дай мне другой, Эма. Да, этот. Суши, Эма, тампоном. Эма? Да, суши. Этот гораздо лучше. Вошел будто в масло. Важно сохранить как можно больше мускульной ткани. Дайте ему выпить, сейчас я перейду к нервным волокнам. Так, два глотка, три. Не переборщите со спиртным, принц. Эма, пинцет. Вот так. Успокойся, старина, потерпи еще немного. Поверни ему руку, Эма. Принц передайте мне пилу. Вы ее продезинфицировали? Ну, так давайте. Кость тоже нужно предельно аккуратно… Черт, кажется, он дернулся… Что, если кожа теперь не стянется?! Беда… Покороче, но не до такой же степени. Суньте ему в рот ложку. Как сломалась? Суньте другую. Вот проклятая лампа! Держите вдвоем, держите крепче. Эма, прижимай его грудь к кровати. К кровати, тебе говорю! Он же шевелится, я чувствую. Сядь на него, Эма. Придется пилить, Жюль. Прости меня, старина. Благодарение Всевышнему, в руке всего две кости. Сначала лучевую. Попрощайся со своей рукой, Жюль.

Лукас был человеком немногословным, говорить без умолку ему было немногим легче, чем оперировать. Операцию он закончил в молчании. Даже в кубрике был слышен звук пилы, такой привычный для плотника, но такой безжалостный в этот день. Вторая деревянная ложка тоже изгрызена в щепки. Отпилена и локтевая кость. Отрезанная рука упала на пол с самым обыденным стуком. Как любая ненужная вещь.

Лукас перекрыл сосуды, натянул кожу на открытую рану и взял иглу, которую протянула ему Эма.

– Теперь шитье, – произнес он, едва шевеля языком от усталости. – Высшего класса.

Обрезав нитку, он застыл в неподвижности, стоял низко опустив руки, весь в поту. Будь они на суше, затянули бы обрубок свиным пузырем, но тут у них кроме прокипяченной тряпки ничего не было. Эма обтирала губкой лицо и шею Жюля, который провалился в полуобморок. Принц мыл пол. Наклонившись, он подобрал отрезанную руку и бережно обернул ее оставшимися тряпками, словно спрятал драгоценность в футляр.