Оказалось, что его громкий крик переполошил цирковых. Возле фургона фокусника стали собираться артисты. Хозяин труппы увидел двух атлетов и семейную пару воздушных гимнастов. Перепуганная гимнастка прижималась к мужу. Постаравшись взять себя в руки, хозяин труппы послал атлетов за полицией.

– Фокусник повесился, – несмотря на усилия воли, голос его дрожал, – он покончил с собой…

Дальше все происходило быстро. Приехавший следователь составил протокол, под которым подписался и хозяин труппы, и вышедшие на шум артисты. Было странно, что фокусник не оставил никакой предсмертной записки. Также странным казался беспорядок в фургоне – то, что оказались перевернутыми все вещи. Но пожилой следователь, давно уставший от службы в полиции и от множества самоубийств, объяснил это так:

– Люди в таком состоянии вообще не соображают, что делают. Он сам перевернул свои вещи – наверное, веревку искал. А написать записку ему и в голову не пришло. Артисты – они вообще того… Люди импульсивные.

На том и порешили. Труп увезли в анатомический театр. Фургон закрыли. Кроликов пришлось выпустить. Их вытряхнули из клетки прямо во двор, где они застыли без движения, прижимаясь друг к другу, со страхом глядя на непривычную обстановку огромными перепуганными глазами.

Фокусника похоронили на Первом христианском кладбище, и за гробом его шли все артисты цирка. Перепуганные, совсем не веселые, артисты представляли собой невероятно странное зрелище, и город не видел еще таких похорон. Дело в том, что, по старой цирковой традиции, артисты шли за гробом в своих концертных костюмах и гриме. И люди останавливались посмотреть на яркие костюмы циркачей, странно контрастирующие с их печальными, совсем трагичными лицами. Фокусника в труппе любили. Он был веселым и добрым, никому не причинял зла. Артисты искренне оплакивали его, человека, которому совсем была не свойственна творческая зависть.

Потрясенный страшной смертью фокусника, хозяин труппы не мог прийти в себя несколько дней. Он совсем заболел, почти перестал спать ночами. Грустный, жалкий, он шел за гробом, не понимая, на каком находится свете. Его вконец замучили угрызения совести, он считал себя виновным в смерти старика – за то, что давил на него, заставляя придумывать новые трюки. Вот старик и не выдержал пресса… Хозяин труппы изорвал себе в кровь всю душу.

Но похороны прошли. Приближалась премьера. И перед хозяином труппы стала остая необходимость искать другого фокусника, ведь программу нельзя отменить. Он стал подумывать чтобы дать срочное объявление в местной газете.

Ночью того дня, когда хозяин труппы окончательно определился с необходимостью искать замену погибшему артисту, он сидел в своем дорогом номере и подсчитывал предполагаемые убытки – на случай, если никого не найдет. Все билеты на первые представления были распроданы – но это только потому, что, как уже говорилось, хозяин труппы имел неосторожность объявить свой цирк «Американским цирком “Барнума”. Когда же публика после первых представлений разберется в том, что никакого аттракциона ужасов нет и в помине, что их попросту надули… Страшно даже представить, что будет потом!

Жуткие мысли о провале лезли в голову. И хозяин труппы, скорчившись, сидел над листком бумаги, выводя ненавистные цифры своей будущей катастрофы.

Стук в дверь раздался неожиданно и громом прозвучал в тишине. Вообще-то это был не стук, скорее, тихий скрежет. Но нервы хозяина труппы были настолько напряжены, что для него это был настоящий грохот.

– Кто там? – зычным голосом крикнул он. Когда же не последовало никакого ответа, встал и открыл дверь. На коврике перед дверью лежал листок бумаги. Сам же гостиничный коридор был пуст. Перепугавшись тишины в таком же пустом коридоре, хозяин цирка захлопнул дверь.

На листке дешевой почтовой бумаги черными печатными буквами было написано следующее: «Если вы хотите изменить свое будущее, постучите в дверь фургона фокусника сегодня в полночь».

Хозяина цирка охватил озноб. Слишком уж страшны были воспоминания о фургоне, о теле, висящем под потолком. «Что за чушь! – Он скомкал листок и со злостью швырнул в пламя камина. – Чей-то дурацкий розыгрыш…»

Но едва время стало приближаться к полуночи, ему все больше и больше хотелось пойти. Он говорил себе, что ничего не теряет, надо бы посмотреть… И в половине двенадцатого, не выдержав, покинул номер. Он быстро зашагал по направлению к цирку, сжимая в кармане пальто рукоятку револьвера – на всякий случай.

Ворота во двор цирка не запирались. Внутри же, как и в тут страшную ночь, стояла мертвая тишина. Артисты давно спали. Спали даже животные. Хозяин труппы шел очень осторожно, стараясь лавировать в темноте.

Из фургона фокусника уже успели вывезти вещи. Хозяин труппы специально заплатил двум подсобным местным рабочим, чтобы те освободили фургон. Они забрали все, даже старый реквизит. Старый же фургон остался стоять во дворе – либо как пристанище для нового фокусника, либо как ненужный реквизит, который всегда можно сбыть с рук, когда закончится гастроль.

В конюшне, расположенной тут же, во дворе, тревожно заржали лошади, словно беспокоясь о чем-то, и хозяин труппы вздрогнул от неожиданности, как от удара. По спине его заструился ледяной пот – из-под двери фургона фокусника пробивался свет. Крепко сжимая в кармане рукоятку револьвера, хозяин направился туда.

Дым стлался по полу, сбиваясь в клочья самого настоящего тумана. Внутри фургона была пустота. Но на страшном крюке под потолком висела тусклая керосиновая лампа. Раскачиваясь от сквозняка, она бросала на стены причудливые тени. И казалось, что в комнате движутся какие-то призраки, заполняя все помещение.

Посередине стояла черная металлическая клетка, внутри которой, вся скованная цепями, застыла человеческая фигура. Это был молодой мужчина в черной одежде. Длинные темные волосы спадали на его лицо. Скованные кандалами руки были прикреплены к потолку клетки, а все тело обмотано цепями. Мужчина застыл неподвижно, не подавая признаков жизни, а вокруг клочьями стлался густой белый дым.

Выпустив из рук заветную рукоятку револьвера, хозяин цирковой труппы задрожал так, что едва не потерял сознание. Ужас накатывал на него волнами, душил, как живое человеческое существо, багровым туманом застилал глаза. Он попытался что-то сказать, но вместо слов у него вырвалось дурацкое нечленораздельное мычание. Он хотел закричать – но вместо крика у него вырвался хрип.

Дрожа, он стал отступать назад. В этот момент раздался оглушительный взрыв – прямо тут, в комнате фургона. И по стенам заплясали огненные языки пламени, в которых исчезла страшная клетка. Хозяин бросился к двери… Но путь ему перегородил молодой мужчина, в котором хозяин труппы узнал того самого человека, который только что был в клетке.

– Да погодите вы!.. – Мужчина схватил его за руку. – Простите, что напугал.

– Пожар… Огонь… – Хозяин труппы лепетал что-то, весь дрожа, чувствуя себя так, словно переживал свой самый страшный кошмар. От ужаса даже разболелось все его тело – так, словно его избили палками. Подобного состояния он не испытывал еще никогда в жизни.