Придя домой, я полностью успокоилась и, уже засыпая, сказала вслух: «Ничегошеньки общего у меня с Цыбулькиной нет и быть не может!» Потом вспомнила ее шикарную фигуру и дополнила: «Ну, может, только фигуры у нас похожи. Чем-то.». И заснула…

Через неделю я решила повторить урок с выбором коньяка. На этот раз я отправилась в большой супермаркет в центре города. Рыбка клюнула почти сразу. Я даже не успела поставить как положено ноги. (Мужики точно здесь пасутся, как козлы на пастбище, в поисках подходящей козочки!)

— Вы ищите коньяк для себя? — спросил мужчина спортивного телосложения и улыбнулся.

Он был очень красивым. Приторно-красивым, и это меня сразу отпугнуло. Как от торта с розочками, которые хочется сгрести на отдельную тарелочку, а ещё лучше в мусорное ведро, так как есть их невозможно — очень сладко. Стоящий передо мной мужчина был «медовым». А мед, как известно, ложками не поешь: сразу начинает тошнить. Но разговор я поддержала:

— Ко мне придут подруги, и мне хочется угостить их чем-нибудь необычным.

— Влечение к выпивке, в отличие от влечения к женщине, со временем может перейти в хроническое состояние, — изрёк новый знакомый и улыбнулся.

— Что? — не поняла я, но почему-то тоже улыбнулась.

— Это не тот коньяк, что вам нужен, — и он взял из моих рук бутылку и поставил на место. Потом с верхней полки достал «именно то, что мне надо» и указал на кассу:

— Пройдёмте.

Я послушно пошла за ним. У кассы он театрально сообщил в никуда:

— Ей нравились только непьющие, а она нравилась только пьяным.

Через мгновение, уже посмотрев на меня, добавил:

— Меня зовут Николай, — и по-мужски протянул мне свою руку. — Позвольте, я заплачу.

— Позволяю.

— Вы доставили мне удовольствие! (Когда это я успела?)

— Чем?

— Тем, что позволили за собой поухаживать.

Когда мы вышли из супермаркета, Николай спросил у меня:

— Как вы относитесь к мексиканской кухне?

— Очень уважаю, — солгала я. (Чтобы её уважать, надо сначала попробовать!)

— Тогда я приглашаю Вас в мексиканский ресторан.

Ресторан «Сауза» находился неподалеку, на улице Московской.

— Это самый лучший ресторан не только в городе, но и в стране, — сообщил мне Николай, открывая дверь и любезно пропуская вперед. (Экспертизу что ли проводил?)

Почти все столики были заняты, но, видимо, Николай тут был завсегдатай, и нас сразу повели в отдельную кабинет для VIP-персон. Официант принес нам меню, но Николай, даже не открыв его, сразу попросил:

— Мне, пожалуйста, «Альбондигас ен сальса де альмендра». (Господи! Как он всё это выговорил, а главное — запомнил!) Только, если можно, подайте с тортильяс. Нет, лучше приготовьте из тортильяса «Кейсадиллас». Ну и «Чеколатль», как всегда. (Передо мной красуется?)

Я листала меню и думала о тортильясе, из которого сделают «Кейсадиллас». Что это за «фрукт», и с чем его едят?!

От этой увлекательной головоломки меня отвлёк Николай:

— А что предпочитаете Вы?

Действительно, а что предпочитаю я? Единственное, что я запомнила в меню, это «Буррито». Я всё равно не знала, что это, но слово произносилось легко, и я, как заправский мексиканец, приняв непринуждённый вид, небрежно произнесла:

— «Буррито»!

— Со сметаной и рефраед бинс? — уточнил официант. (А это-то что такое?)

— Разумеется, — ответила я, услышав знакомое слово «сметана». (Если есть будет невозможно, хоть сметану слизну!)

Но тут вмешался Николай:

— Отличный вкус! А «Гуакамоле» Вы не любите?

О-бо-жа-ю! Только не знаю, что это такое! — подумала я, но вслух сказала:

— Люблю, но только большую порцию не осилю.

— Я Вам помогу. Я обожаю «Гуакамоле».

После того, как тема мексиканского меню была закрыта, открылась другая:

— Я все чаще стал думать о проблеме глобального потепления, — вздохнул мой новый знакомый и серьезно посмотрел на меня. (Я тоже думаю над ней днём и ночью! Лишилась сна и покоя!)

— Да, это серьёзная проблема, — с серьёзным видом поддакнула я, кивнув головой. (Более серьёзных проблем для меня сейчас просто не существует!)

— Страшно то, что происходит это не только, как результат естественных внутренних процессов, а так же как ответ на внешние воздействия как антропогенные, так и не антропогенные. (Во, загнул!) Понятно, что среди основных внешних воздействий лежат изменения орбиты Земли, — Николай небрежно махнул рукой куда-то в сторону, — ну я имею в виду циклы Миланковича. (Боже! А это ещё кто? Я знаю только одни циклы — женские! Но к Миланковичу они не имеют никакого отношения! Как, впрочем, и он к ним!)

Я, как японский болванчик, продолжала активно кивать, как будто этого самого Миланковича знаю лично. Николай, обрадованный тем, что я тоже озабочена проблемой глобального потепления, продолжал:

— Но ведь на это влияет так же и солнечная активность, и вулканические выбросы, и парниковый эффект…

Николай замолчал и посмотрел на меня. Он явно надеялся, что я умею не только кивать, но и высказать свою точку зрения. Пришлось делать умный и озабоченный вид:

— Но ведь ученые не стоят на месте. Я читала, что у них очень много идей на этот счёт.

— Что Вы имеете в виду? Мелкие частицы и космические корабли, которые затемнят тропики? (А зачем их затемнять-то? Бедные тропики! Они-то хоть знают, какую участь придумало для них неугомонное человечество?)

Я снова кивнула. (Японский император бы мной гордился!)

— И Вы, правда, считаете, что это возможно?

— Почему бы и нет? Наука не стоит на месте. Если это невозможно сейчас, через пару десятков лет это будет осуществимо. (Дожить бы только, чтобы посмотреть, как осуществятся эти самые идеи!)

Мне начинало это надоедать. Что за бред несёт этот мужик? Может у него не всё в порядке с головой? Или он маньяк? Я где-то читала, что они умные, заморочат голову и бах! От тебя только прах! Кажется, пора домой.

А тем временем Николай продолжал вопрошать и спорить:

— И линзы, которые будут отражать солнечные лучи? Я не буду утверждать, что это безнадежный проект! Но какие огромные вложения нужны для его реализации! Конечно, существуют разные взгляды и идеи на проблему. Но как сказал кто-то из великих: «Наши взгляды, как наши часы: все они показывают разное время, но каждый верит только своим…»

Я вздохнула и снова кивнула. (Терплю еще ровно десять минут. Потом ухожу. Пусть всё ест сам!)

Николай тем временем не унимался: