Даже если Беркли был не прав и мы могли бы воспринимать реальность непосредственно, все равно люди, места, предметы и ситуации не появляются перед нами с инструкцией, как на них правильно реагировать. Поведение — это реакция на предмет; предметы не предписывают поведение. Возьмем, к примеру, камень. Он никогда не скажет вам, что с ним делать. Он может быть инструментом, оружием или прессом для бумаги. У камня нет никакого свойственного ему от природы значения, цели или применения (хотя имеются определенные физические свойства, такие как удельный вес, относительный размер и т. д.). То, что верно для камня, по существу, верно для любых сведений, поступающих в органы чувств, в том числе для света. Следовательно, информация без некоторого анализа бессмысленна. По сути, мозг должен создать значение, которое повлечет за собой реакцию — не какую-то конкретную, а любую. Это соотношение «один ко многим», инверсия модели «много к одному». Существуют разные варианты реакции в любой конкретный момент. А после действия мозг определяет, насколько эта реакция полезна для следующего момента. Ярчайший пример этого — самый важный объект в нашей жизни, поскольку самое важное всегда и самое неоднозначное: другие люди.

Представьте: человек в баре улыбнулся вам, и вы расцениваете эту улыбку как флирт, отвечаете, а на самом деле у него не было намерения устанавливать с вами контакт. Или, например, вы обвиняете друзей или супруга в недостаточном внимании, а затем обнаруживаете — это объясняется тем, что они готовили вам сюрприз. Мы находимся в постоянных отношениях с другими людьми. Все время обрабатываем неоднозначную информацию, а затем мозг сужает вероятное количество реакций до одной. Часто ошибаемся в отношении кого-то, потому что неправильно проецируем на них значения (дальше я подробнее расскажу о «проекциях»). С точки зрения нашего мозга, близкие — не что иное, как источники очень запутанной, бессмысленной информации, получаемой органами чувств. А еще они — «объекты», к которым мы относимся с повышенным интересом, тянемся к ним и связываем себя с ними обязательствами. Но они же постоянно сбивают нас с толку.

Несмотря на наши усилия в общении, к людям, которых мы знаем, с которыми знакомимся или взаимодействуем, не прилагается подробная инструкция. Как бы это ни было полезно, другой человек — не фурнитура с инструкцией из IKEA. Напомню, что другой человек — всего лишь такой же предмет реального мира: то есть источник, по сути, бесполезной информации.

Мы реально генерируем собственные бессмысленные сигналы. Следовательно, заведомо знать «лучший» способ ответить другому человеку в каждой конкретной ситуации, а тем более себе, совершенно невозможно.

Итак, существует четыре непреодолимых барьера для восприятия мира таким, какой он есть. Увидеть реальность с математической точностью нельзя. Значит, нужно сесть, глубоко вдохнуть и посмотреть на себя и на человеческую жизнь иначе.

А теперь самое странное.

Мы не видим реальность такой, какая она есть, — но это и неплохо. Этот факт мы должны принять.

Наука пытается пробиться к источнику физических явлений и добраться до понимания, минуя информацию. Нейронаука сегодня пытается понять, как мозг проходит мимо информации… к значению, которое мы с Дейлом Первсом[24] ранее называли «эмпирическим значением» информации. Именно так и поступает мозг, и поэтому человек живет долго и счастливо. Нашему виду удается успешно существовать, не борясь с неспособностью видеть реальность, а благодаря ей. Мы видим интерпретацию прошлых отношений с окружающей средой, и это помогает мозгу реагировать верным поведением.

В конечном счете информация не имеет значения. Важно то, что мы делаем, поскольку в основе человеческого существования лежит вопрос: что теперь? Правильным (или, лучше сказать, наиболее точным) ответом будет — выживать. Как мы предполагали раньше, чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать реальность. А мы не знаем. Как же тогда мы дотянули до XXI века? Как удалось построить города, сообщества и небоскребы? Как же мы создали столько значений из бессмысленного? Очень просто. В процессе эволюции, с помощью заложенного в нас механизма развития и обучения — метода проб и ошибок.

Это означает, что мы вступаем в контакт с окружающим миром… опытным путем.

Именно там мы строим (и меняем) структуру нашего мозга: посредством эксперимента… активно контактируя с источниками неопределенной информации. Об этом следующая глава.

У нас нет доступа к настоящей реальности, потому что информация, которую мозг получает через органы чувств, сама по себе не имеет смысла. И что же делать, чтобы научиться видеть по-другому? Как же эта правда о восприятии приведет нас… а не станет препятствием на пути… к значительным изменениям образа мышления? Прежде всего необходимо понять, что у нас под рукой оказывается не просто информация. Значение есть у всего, что мы воспринимаем. Скорее мозг, взаимодействуя с окружающей средой, строит значение на основании тех сведений, к которым у него есть доступ… то есть на основании прошлого опыта.

В 1992 году появился на свет Бен Андервуд (в калифорнийском городе Сакраменто). У него обнаружили ретинобластому — редкую форму рака, поражающую сетчатку глаза. Это заболевание чаще встречается у детей на одном глазу, но у Бена пострадали оба. Без лечения болезнь прогрессирует очень быстро, и вскоре врачам пришлось удалить мальчику один глаз, а затем и второй. В три года он стал абсолютно слепым. Его мать, Акванетта Гордон, очень отчетливо помнит то тяжелое время, но говорит, что уже тогда знала: с сыном все будет хорошо. В своем детстве она была знакома со слепым мальчиком. Впоследствии он стал совсем беспомощным, потому что люди слишком усердно помогали ему. «У Бена должно было быть детство, — вспоминает она, — я и хотела, чтобы он получил все, что мог иметь такой ребенок, чего бы ему это ни стоило. Я была в нем абсолютно уверена». Она заставляла его учиться прыгать вверх и вниз по ступенькам и делать другие сложные упражнения на ориентирование в пространстве, которые иногда не получались. Но, как и следовало ожидать, к четырем годам Бен начал адаптироваться благодаря… умению щелкать языком.

Бен издавал специфический щелчок с помощью языка и нёба. Он щелкал в спальне, гостиной, кухне и даже в ванной. «Бывало, приходил в ванную комнату и прислушивался к звуку от раковины, мусорного ведра, душевой занавески, от всего», — говорит Аква. Она всячески поощряла такое поведение сына, понимая, что это его новый способ «видеть» мир. «Щелкай языком, малыш, — говорила я ему, — не важно, что ты делаешь, щелкай языком. С моей стороны было нечестно объяснять ему, чего он не видел, потому что оказался без глаз». Сам Бен был, вероятно, слишком мал, чтобы понять природу своих действий. Просто его мозг таким образом инстинктивно реагировал на новый невидимый мир вокруг. Он интуитивно пробовал так поступать и научился интерпретировать звук щелчков, отражающийся от окружающих предметов. Позже Бен назвал этот новый способ восприятия «наглядным отображением».